новое строительство в городе, в его центре тем более, сурово лимитировано. Получить теперь разрешение возвести новое административное здание в пределах собственно Лондона (в отличие от Большого Лондона), кольцевой дороги особенно, - дело малоперспективное. Конторы гонят в провинцию и кнутом закона и пряником льгот, предлагая различные послабления по части налогообложения. Поднявшиеся после войны многоэтажные конторы «Шелл», «Виккерс», редакции «Дейли миррор» и прочие еще не давят на вас, как громады Уолл-стрит. В Лондоне еще можно чувствовать себя человеком, а не букашкой в вечно сумрачном каменно-металлическом каньоне. Да и не небоскребы пока главная печаль этого города. Он больше страдает, пожалуй, не от новизны, а от старости. Он стал богат слишком рано, еще в долгий век карет. И вобрал в себя слишком много. Как в плотно набитом сундуке, здесь есть, кажется, все - кроме свободного места.

В Лондоне, говорят, можно найти любой другой город, который только есть на карте Британии. В кварталах тяжелых, солидных зданий Сити у Гилдхолла, где каждый второй понедельник ноября лорд-мэр Сити устраивает традиционный банкет с обязательным участием премьер-министра, можно узнать деловую часть Манчестера. Берега Темзы ниже знаменитого моста Тауэр-бридж заставляют вспомнить Ливерпуль. В районе Вестминстера можно найти Йорк и другие кафедральные центры. Квадратные вечнозеленые лужайки среди поседевших от времени построек «Иннз оф корт» - кварталов юристов и адвокатов между Флит-стрит и набережной Виктории - можно принять за внутренние дворики университетских Оксфорда и Кембриджа. Но в дополнение ко всему Лондон остается еще и самим собой.

Сити и по сей день крупнейший центр международных валютных расчетов. В доме английских Ротшильдов до сих пор совершаются крупнейшие сделки на мировое золото, там определяется его цена, там, кстати, продается и наше золото, чистейшие из всех слитки, которые содержат 999 единиц золота в тысяче по сравнению с 996 единицами в слитках из Южной Африки. При посредстве джентльменов с Хэттон-гарден и Ха-ундсдитч - в двухстах шагах от редакции «Морнинг стар» - выходит на рынок большая часть мировой добычи алмазов, многие из которых здесь же, в Лондоне, превращаются в бриллианты. Марк и Минсинг лейнз известны международным дельцам как оптовые центры по торговле чаем и другими «колониальными продуктами». Страховую компанию «Ллойд» знают, конечно, все судовладельцы мира.

На этих операциях вырос Лондон. И огрузнел. Доходы от них позволили ему в свое время стать самым богатым городом на земле, с самым высоким процентом преуспевающего третьего сословия, которое и застроило значительную часть его Вест-энда по своим вкусам, привычкам, карману. Но оставлю Сити - это скученное нагромождение помпезных и безвкусных зданий, прижатых одно к другому, выстроенных деньгами, а не архитекторами, зданий старых, темных, неприспособленных к нынешнему ритму и размаху операций: ведь там практически не живут (последняя перепись населения обнаружила лишь 5268 постоянных обитателей), хотя там и работают днем больше трети миллиона человек.

Оставлю известные ансамбли Вест-энда - Вестминстерский дворец, Вестминстерское аббатство, Трафальгарскую площадь, Мэлл, Карлтон-хауз террас; оставлю Пикадилли и Лестер-сквер, которые лондонцы любят сами по себе, знаменитые лондонские Гайд-парк и Риджент-парк с опоясывающими его домами, исполненными внутреннего достоинства и сдержанного изящества… Живут здесь очень немногие.

Жилые кварталы Лондона - это прежде всего ряды одинаковых трехэтажных домов, стеной выстроившихся по одну сторону улицы и стеной - по другую. О, это тоже разные улицы! Но на одной и той же эти дома, как и двухэтажные, тоже труба в трубу. И они тоже «вертикальные». Их можно было бы принять за один, не будь каждый из них выкрашен в свой цвет, независимо от того, украшает это улицу или делает ее пегой. Пока что, насколько мне удалось узнать, только один городской совет Виндзора - городка, где расположены Виндзорский замок (летняя резиденция королевы) и куда по этой причине совершается летом настоящее туристское паломничество, - пока что только он убедил горожан-домовладельцев прислушаться к мольбам архитекторов и покрасить свои дома в какой-то одной гамме. И Виндзор заметно выиграл от этого. В Лондоне за подобное мероприятие еще не принимались. Выбор цвета здесь все еще личное дело лендлорда, хотя он и обязан освежать свой фасад не реже установленного местным советом срока. Длинная трехэтажная стена становится в таких случаях похожа на длинный разноцветный забор из широких досок, поставленных вертикально, и каждая доска - это дом со своим номером и со своими жильцами.

Когда их строили лет восемьдесят, а быть может, и сто назад, они предназначались для одного домовладельца и для одной семьи, достаточно состоятельной, чтобы содержать весь такой дом (и прислугу в подвале). Эти дома могли бы, разумеется, спланировать и горизонтально, как строятся обычные многоквартирные блоки. Но тогда у владельца не было бы ни своего собственного номера, ни своего подъезда, непременно выходящего на улицу. У него не было бы «своего» дома, и у него не было бы «своего» положения в обществе, которое может дать ему владение недвижимой собственностью. В вертикальном варианте у него есть все это и есть статус, даже если ему и приходится ради его поддержания переходить не из комнаты в комнату, а с этажа на этаж.

Какая-то часть этих домов таким именно образом занята и по сей день. Сейчас, однако, это могут позволить себе значительно меньшее число людей, чем в былые времена, как вообще меньше может себе позволить сейчас и Британия в целом. С конца прошлого века цены на землю в Лондоне возросли в десятки раз, возросли параллельно и цены на недвижимую собственность, сделав такие дома малодоступными даже для «джентльменов со средствами». К тому же лендлорды нашли им с годами более выгодное применение. Они переделали их на горизонтальный манер с маленькой квартиркой на каждом из трех этажей и в подвале и стали сдавать в аренду не оптом, а в розницу. «Модернизация» окупилась многократно, за инициативными лендлордами последовали «консерваторы», и дома в переделку пошли тысячами, в том числе и викторианские «террасы» - степенные, высокомерные дома с портиками у каждого подъезда, высоченными потолками на первом этаже, пониже - на втором и совсем низкими - на третьем. Я жил сначала в Лондоне именно в такой квартире на первом этаже. В ней были две комнаты, метров по тридцать каждая, два огромных недействующих камина, две хилые, выключенные скрягой лендлордом уже в марте батареи «центрального отопления», от прикосновения к которым стыли руки, и два колоссальных, от пола до потолка, окна с ужасающими щелями, через которые не просто сквозило, но проходил и стелился слоями, как на улице, лондонский туман,