В Красноводской крепости известие получено еще в августе от туркмен, которые напали на команду, посланную за дровами, и захватили 26 человек в плен. Подступив затем к крепости, они объявили высланному для переговоров переводчику, что отряд князя Черкасского истреблен и что они намерены овладеть крепостью. 10 сентября они и действительно напали на крепость с сухого пути и с моря, ворвались в нее, но были выбиты. Устроив на косе, соединявшей крепость с материком, ложемент из мучных кулей, гарнизон отбил еще несколько нападений туркменов, но уже было очевидно, что, по крайнему неравенству сил, долго держаться было невозможно. Собранный военный совет решил оставить укрепление и возвратиться в Астрахань на судах, омелевших при крепости. 3 октября весь отряд сел на суда и отплыл в море, но буря разнесла суда, из которых некоторые потерпели крушение, а другие были прибиты к устьям Куры, где и прозимовали, и только весною 1718 г. возвратились в Астрахань. Погибло в море до 400 человек.

Еще в сентябре 1717 г. сенату было донесено из Астрахани о печальном исходе хивинской экспедиции; Петр Великий прислал приказание казанскому губернатору усилить гарнизоны на Тюп-Карагане и Красных Водах, но это приказание опоздало, так как гарнизоны уже оставили укрепления и воротились в Астрахань.

Так окончилась знаменитая по преодоленным трудностям и первая русская экспедиция в степи Средней Азии, подававшая вначале столь блестящие надежды.

Напрасно сваливать вину на калмыцкого хана Аюку, на проводников и прочих. Отряд дошел и победил — значит, разные предшествовавшие обманы влияния на исход дела не имели.

Вся вина падает на фон Франкенберга и Пальчикова, не сумевших отличать законных приказаний от незаконных и повиновавшихся начальнику, который, во-первых, был полусумасшедшим, а во-вторых — в плену. Приказание, о котором идет речь, мог отдать либо изменник, либо полоумный. Ничтожному отряду в 3000 чел. нельзя расходиться среди враждебного населения и сдаваться на его милость и добродушие.

В цельной массе такой отряд, с лучшим вооружением, чем у врага, представлял уже силу, для которой вопрос о сдаче на милость врага даже не должен был существовать. Если приказание разойтись отдаст изменник, передавшийся неприятелю, то приказание незаконно и Франкенберг с Пальчиковым не имели права исполнять его. Если Бекович не был изменником, а только душевно-больным, то приказания его являются нулевыми, как бред, ни для кого не обязательный, и исполнять их преступно. Если он, перейдя в лагерь хивинцев, боялся их и передавал своим лишь приказы хана, то опять его приказы незаконны, ибо это приказы врага.

Неудачи нисколько, однако ж, не отклонили Петра от его видов на Среднюю Азию. Возвратясь из-за границы, 10 октября 1717 г. государь в торжественной аудиенции принял бухарского посла, который, став на колени, поклонился царю от лица хана. Затем посол поздравил царя с победою над шведами и просил от имени эмира прислать в Бухару девять шведок и отправить послом «разумного человека». Петр воспользовался случаем и назначил послом в Бухару весьма образованного итальянца, служившего секретарем ориентальной экспедиции посольского приказа, по имени Флорио Беневени. Ему поручено было утвердить русское влияние в Бухаре и «буде возможно заключить с нею оборонительный алианц», а хану предложить гвардию из русских. Кроме того Беневени должен был собрать сведения о торговле и особенно разведать о реках золотоносных.

В сентябре 1718 г. наш посол выехал из Москвы и, нагнав в Астрахани возвращавшееся бухарское посольство, условился с последним относительно дальнейшего направления пути. Решено было ехать на Шемаху, через Персию (Шемаха тогда принадлежала Персии). В июле следующего года оба посла прибыли в Шемаху, но здесь, по случаю враждебных отношений Персии к Бухаре, посланники были задержаны в продолжение целого года. Беневени приписывал это раздражению персиян против русских вследствие самоуправия и буйства переводчика посольской канцелярии Димитраки Петричиса, посланного курьером в Персию. Этот грек наказал плетьми одного из посланных Аюки-хана к персидскому шаху за то, что тот не явился к нему по первому зову, и затем запер его в своей квартире, освободив только после угроз шемахинского хана.

Когда наконец Беневени вздумал выехать из города назад в Россию, то посольский дом был окружен войсками и 16 человек русских встречены были выстрелами. Завязалась перестрелка, в которой с нашей стороны убито было трое, у неприятеля же пятеро. Русские заперлись и согласились на мир только под условием немедленного отправления к шаху. Не дожидаясь, однако же, разрешения, посольство выехало из города 11 августа 1719 г., за несколько часов до нападения лезгин, разграбивших город.

По прибытии послов в Тегеран шах, хотя и извинялся перед Беневени в задержках, ему причиненных, и обещал отправить его немедленно в дальнейший путь, но беспрерывные возмущения задержали посольство еще более полугода. Вследствие всех этих задержек Беневени прибыл в Бухару только в 1721 г., в первых числах ноября.

Положение дел в Бухаре в это время было весьма плачевно. Беспрерывные войны с Хивою и возмущения узбеков делали положение эмира ненадежным. Вот причина, почему Бекович в продолжение трехлетнего пребывания своего в Бухаре не мог заключить никаких договоров с правителем ее, весьма охотно желавшим соглашения, но боявшимся узбеков. Посол должен был сноситься с эмиром то через евнуха, то через его сестру и няньку. В письмах в Россию посол постоянно жаловался на коварство и варварство туземного правительства. Из Бухары посла выпустили также после долгих затруднений. Для возвращения в Россию Беневени, согласно полученному приказу, направился было в Персию, имея в виду присоединиться к русским отрядам, занимавшим тогда северные пределы ее. Достигнув Аму-Дарьи при Керки, он был встречен туркменами, намеревавшимися его ограбить. Это побудило Беневени бежать назад, в Бухару, где он получил из России указ, дозволявший ему избрать для возвращения путь, какой он сам заблагорассудит.

Во время пребывания Беневени в Бухаре хивинцы часто присылали к нему гонцов с приглашением приехать к ним. Они боялись мщения России за Бековича и потому искали примирения с нею. Опасаясь оставаться долее в Бухаре, где уже намеревались покончить с посольством, Беневени решился воспользоваться приглашением хивинцев и в ночь на 8 апреля 1725 г. тайком бежал из Бухары по направлению к Хиве, куда и прибыл чрез 11 дней. Шах Ширгазы принял его ласково и между прочим, в дружеском разговоре на одном из своих праздников, сказал послу за тайну: «Государь ваш не знает намерений князя Бековича, — он действовал для своей личной выгоды».[10]Это бросает новый свет на действия Бековича: с этой точки зрения становится понятным и принятое Бековичем прозвище «Покорителя царств» (Девлет-Гирея), и бритье головы, и азиатский костюм, и прочее.

Между тем приближенные хана обирали посла и всеми мерами его задерживали. Любимец ханский Достум-бей простер свою бесцеремонность до того, что увел у посла лучшего коня, посланного бухарским эмиром в подарок государю, но когда посол объявил, что коня берут не у него, а у его государя, которому конь принадлежит, то лошадь возвратили.