Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот как я пошел по тому профессиональному пути, который и привел меня в тюрьму строгого режима.
Заруливая на парковку перед Региональным медицинским центром, я видел, как вдали всходит солнце над горой Бейкер. Я подхватил с пассажирского места рюкзак и пошел к воротам.
Все тот же дряхлый охранник, который впускал меня накануне, сегодня тоже дал мне пройти через металлодетектор, даже не взглянув. Я остановился и постучал по окну.
– Вы забыли дорогу? – продребезжал голос в динамике.
– Нет. Я подумал, что вы не откажетесь взять немножко кофе.
Я поднял руку с полукилограммовым мешком «старбаксового» кофе (с разрешения моего друга Андреаса). Тут же лязгнул замок, и дверь раскрылась.
– Само собой, – сказал он. От улыбки его лицо покрылось морщинками. – Большое спасибо!
Я распахнул тяжелую входную дверь и направился к себе в кабинет. Я прошел не больше двадцати шагов, когда из прачечной появился Грант с мешком чистой одежды.
– Привет, Кент, – сказал он. – Есть минутка?
– Есть, – сказал я, – что такое?
На лице Гранта обозначилось беспокойство. Он оглядел коридор в обе стороны и, увидев, что никого нет, сказал:
– Не знаю точно, что ты сделал, но прошел слух, будто ты не нравишься одному типу, насильнику. Его зовут Гэри. Держись от него подальше. Понял?
Он отстранился и зашел обратно в прачечную.
– Ясно, – еле выдавил я.
В моей голове закрутились мысли обо всем, что было вчера. Но я не мог вспомнить ничего такого, что могло бы разозлить заключенных. Мне это было нужно, как рыбе зонтик.
РМЦ делится на несколько жилых блоков. На западной стороне комплекса располагается крыло примерно на тридцать коек для заключенных с серьезными психическими болезнями, например шизофренией. Как правило, они не смешиваются с остальными, потому что очень больны. Другие жилые помещения находятся в двухуровневом комплексе с четырьмя крыльями, отходящими от центра. В четырех крыльях первого уровня содержатся умственно отсталые заключенные. Это люди с низким коэффициентом интеллекта и другими умственными трудностями. Верхние четыре крыла разделены попарно: на терапевтическую программу для совершивших насильственные преступления и программу для совершивших преступления на сексуальной почве. Во всех четырех крыльях содержится от двадцати до сорока заключенных в зависимости от того, какие койки там стоят – обычные или двухъярусные. Обе программы верхнего уровня работают по схеме ротации: каждые три месяца туда поступают двадцать пять новых заключенных после того, как предыдущие завершат девятимесячную программу терапии. Такой график дает постоянный поток заключенных для моих исследований.
Обычно насильники и тому подобные отделены от остальных преступников. Это делается потому, что в тюремной иерархии заключенных, совершивших преступления против женщин, другие презирают. На самой низкой ступени стоят те, кто совершил насилие над ребенком, и они часто сами становятся жертвами насилия в тюрьмах. Поэтому для их безопасности и безопасности сотрудников (которым, возможно, придется защищать их от нападения) насильники содержатся отдельно от остальных.
Однако в РМЦ насильники и те, кто совершил другие тяжкие преступления, проходят терапию по одному и тому же графику и смешиваются друг с другом. Порой это приводит к конфликтам, но, поскольку все заключенные участвуют в программе лечения добровольно, как правило, они ведут себя гораздо лучше, чем в иной ситуации. Для большинства программа лечения в РМЦ – шаг к досрочному освобождению, так что они весьма терпимо относятся к изменениям тюремного распорядка.
Словом, во время работы в РМЦ я обнаружил, что обычные преступники довольно часто общаются с насильниками.
Я дошел до кабинета как в тумане. Я никак не мог уразуметь, какие мои действия могли спровоцировать заключенного.
Я решил избегать этого Гэри, пока не разберусь, что делать.
Я добавил в свой план интервью по ППЧ десяток новых вопросов и распечатал два экземпляра. Взял бланки согласия на участие в исследовании и мешок с кофе. Достал латунный ключ из ящика и инстинктивно сжал его в руке, имитируя прием самообороны, которому учат женщин, чтобы они могли защититься от нападения с помощью ключей от машины.
Потом я пошел в жилой блок и направился прямо к медпункту, не дожидаясь приглашения. Я просто отпер дверь и вошел, убедившись, что за мной никто не войдет. Мешок с кофе я вручил Дороти. По ее лицу расползлась улыбка, она взяла кофе и сразу же заварила.
– Приятная неожиданность, – сказала она. Потом повернулась и посмотрела на меня: – Что-то случилось?
Дороти отличалась первоклассной интуицией клинициста и умением читать по лицам, отточенным за двадцать лет работы с заключенными. Мне подумалось, что, пожалуй, против нее не стоит садиться играть в покер.
– Э-э… вы знаете насильника по имени Гэри?
– Разумеется, – сказала она. – Вон он. Драчун.
Я не знал, что мне делать после такого заявления Гранта. Я обещал никому ничего не говорить и не был уверен, что могу поделиться деталями, которые он мне рассказал. Решил сохранить разговор в тайне, но посчитал, что, если я расспрошу Дороти о Гэри, вреда не будет.
Дороти рассказала, что Гэри вечно что-то замышляет. У него были трения с руководителем групповой терапии; недавно он пробил стену, поскандалив с терапевтом (видимо, медики были рады такому результату, ведь для Гэри прогресс, что он ударил стену, а не врача); его застукали, когда он варил брагу (зелье из дрожжей, фруктов и воды, из которых после брожения получается алкогольный напиток, и его обычно хранят в бачке унитаза); кроме того, подозревали, что он избил нескольких заключенных, хотя никто на него не жаловался.
Под снимком Гэри в списке на шкафчике Дороти я прочитал, что он получил пятнадцать лет за два изнасилования. Он уже отсидел четырнадцать и вскоре должен был выйти. В РМЦ он находился потому, что канадский департамент исполнения наказаний решил его полечить, прежде чем его придется выпустить на свободу по отбытии наказания. Позднее я узнал, что, по оценке тюремной администрации, у Гэри был очень высокий риск рецидива, и она пыталась найти способ снизить этот риск.
Гэри был настоящий великан. Многие заключенные накачивают мышцы, потому что качаются по нескольку часов в день, но у Гэри был рост больше ста восьмидесяти, бочкообразная грудь, огромные плечи и вес под 125 килограммов.
Я покрутил в руке ключ… Мне стало еще тревожнее при мысли о тщетности попыток остановить злобного 125-килограммового насильника каким-то латунным ключиком.
Гэри шел своей дорогой на групповую терапию, и я чувствовал на себе его взгляд. Увидев, что он заходит в дверь, которая вела в помещение для групповых занятий, я испытал облегчение.
Гордон слонялся поблизости, заметил меня и направился к станции.