и он выстрелил в живот своему противнику. Тот обмяк. Панкратов вскочил, очумело потряс головой и выстрелил лоялисту в голову.

— Чтоб не мучился… — пробормотал он. — А с этим что делать?

— Перевязать, связать, допросить. Займись. Для допроса найди кого из капралов.

Панкратов склонился над «моим» лоялистом. Я утер рукавом пот с лица и стал подниматься по лестнице.

На втором, мансардном этаже никого не было. Я шашкой подковырнул оконную раму, выдернул ее и вылез на крышу. За трубой можно было укрыться, и я решил устроить здесь наблюдательный пункт.

Мой бинокль был расколот надвое. Револьверная пуля застряла в одном из окуляров и даже порвала мне гимнастерку… Оказывается, меня чуть не убили… И как я не почувствовал удара? Пришлось его выбросить и рассчитывать только на собственные глаза.

Рота заняла что-то около двадцати домов на окраине города. Похоже, мы навели среди господ лоялистов немалую панику, дальние окраины горели — похоже, поработали сорокапятки. В районе ратуши тоже клубился дым и оттуда слышался какой-то лязг и грохот.

Я наметил позиции для пулеметов — два четырехэтажных здания и водокачка. Надо бы послать кого-нибудь к пулеметной команде, пусть занимают. Как же я проклинал отсутствие раций… Я крикнул:

— Эй, там! Посыльного ко мне!

Лоялисты куда-то растворились. Похоже, перегруппировываются. Я не очень-то представлял, что делать дальше, и решил закрепиться в домах. Когда появился посыльный, я сказал:

— Бегом к пулеметной команде, пусть занимают те здания и водонапорную башню!

Посыльный исчез. Я спустился с крыши и принялся командовать. Солдаты выбрасывали из домов мебель, перегораживали улочки баррикадами. Мы оставили несколько домов и теперь держали квартал с водокачкой по центру.

Позиция была неплохая — подойти к нам можно было только по двум нешироким улочкам, или дворами, или с тыла — по тому самому овражку, который использовала наша рота. Мы могли довольно долго здесь держаться, если только гаубицы лоялистов не обратят на нас внимание…

Мимо меня пробегал Лемешев — толковый капрал из второго взвода. Я окликнул его:

— Лемешев! Разведайте там по поводу подвалов, погребов, ну и так далее! Если лоялисты развернут гаубицы…

— Понял. Господин поручик, подкрепление придет?

Ах, черт! Как же это я?!

— Лемешев! Организуй Мамсурова, пускай дует в бригаду за подкреплением!

Капрал козырнул и отправился выполнять приказы. Сколько у нас оставалось времени до тех пор пока лоялисты очухаются?

Оказалось — нисколько. Матерная брань, хлопанье выстрелов и какой-то грохот, доносящиеся со стороны одной из узких улочек, дали понять, что короткая передышка закончилась. Синие мундиры мелькали в окнах домов, укрывались за какими-то бочками и ящиками, перебежками продвигались по улице в нашу сторону. С водокачки ударили пулеметы команды Перца, заставив лоялистов спрятать головы. Мои ребята садили вдоль улицы из карабинов, время от времени показываясь из-за баррикады. Солдаты, засевшие в зданиях, пока не обнаружили свои позиции. Кто там командиром? Вишневецкий? Молодец! Подпустить поближе — и потом гранатами…

К этому времени я забрался на свой наблюдательный пункт на крыше, прихватив винтовку старого образца — дальнобойность могла мне пригодиться. Отсюда было видно, что неприятель накапливает силы в двух кварталах от нас, занимает позиции для броска через дворы. Что происходило на второй улочке, понять было сложно — обзор закрывала раскидистая крона дерева.

Между ветвями замелькало что-то белое. Флаг?.. Раздалось хрипение, повизгивание и вдруг — голос из громкоговорителя:

— Господа имперцы! Не стреляйте! К вам идет парламентер! Вышлите офицера для организации встречи! — и так несколько раз.

Я кубарем скатился с крыши и побежал к позициям Вишневецкого. Вездесущий Стеценко пристроился рядом и, на бегу, пропыхтел:

— Мамсуров ведет три роты по оврагу. Тяни время, через двадцать минут будут…

Я забрался на второй этаж здания, в котором была позиция подхорунжего Вишневецкого. Его усатая раскрасневшаяся физиономия тут же возникла передо мной.

— Господин поручик! Разрешите организовать встречу с парламентером?

— Организуй мне лучше белый флаг. Сам пойду…

Через минуту он принес мне какую-то белую тряпку, я взял из рук ближайшего бойца винтовку (моя валялась, безбожно забытая, на месте импровизированного наблюдательного пункта на крыше), нацепил на штык тряпку — и (О, Господь Всемогущий!) заметил, что это панталоны, вся сплошь в изящном кружеве!

— Вишневецкий!!!.. Застрелю! — рявкнул я.

Со стороны вражеских позиций снова забормотал громкоговоритель, из-за стены показался белый флаг. Я крикнул в окно:

— Эй, лоялисты! Не стреляйте, высылаем офицера! — и, ребятам: — Прикройте. Не поминайте лихом.

Схватил винтовку с дурацкой наволочкой и лихо спрыгнул на кучу щебня прямо из окна второго этажа. За спиной слышал клацанье затворов — бойцы готовились в случае чего подороже продать мою жизнь.

Разгоняя в голове мрачные мысли, я двинулся навстречу фигуре в синем мундире и с белым флагом. Кстати, его флаг смотрелся солиднее — нормальное древко с обрывком белой простыни.

Подойдя на расстояние в пару метров, я отсалютовал и сказал:

— Добрый день. Чем обязан?

Лоялист вяло махнул рукой и буркнул:

— А, поручик, как будто ты не знаешь…

— Может и знаю. Но хотелось бы от вас это услышать, — важная птица мне попалась, вон какие эполеты, хотя выглядит не намного старше меня.

— Да вот хотел бы обсудить от лица эмиссара Новодворского условия почетной сдачи гарнизона…

Я поперхнулся. Условия сдачи?!? Эмиссар Новодворский?! Какого лешего он говорит? А лоялист еще больше вверг меня в ступор следующей своей фразой:

— Дурак он, наш Новодворский. Отбил вашу атаку с холмов и с вашего правого фланга, а основные силы проворонил… Вы, вообще, кто?

— Сводно-гвардейская бригада. Честно говоря, мы не планировали принимать капитуляцию… — я говорил сущую правду, и думать я о таком не мог, готовились каждый квартал с боем брать.

В глазах вражеского парламентера мелькнуло какое-то неясное чувство. Он опустил взгляд и с усилием выговорил:

— Послушайте, господин поручик… Поймите, здесь ведь учебный центр, ребята желторотые совсем, только от мамкиной юбки… Два батальона всего ветеранов, так тех вашим обходным маневром, который через холмы, так потрепало, что название одно осталось… Я за нас, командиров не прошу, я за ребят прошу! Не надо как под Запольем… Они ведь не идейные даже, набрали так, кого попало…

Когда он сказал про Заполье, я понял, в чем дело. Тогда кавалерия захватила в плен три сотни лоялистов и порубила всех саблями. При этом сначала рубили руки, потом головы. Ненавижу кавалерию! А этот суровый мужик просил за своих ребят, новобранцев. Он думал что мы — главные силы бригады! А мои слова о том, что мы не планировали принимать капитуляцию, он воспринял так, как будто мы