Уэксфорд слегка вздрогнул: в склепе ощущался запах разложения. Он не был уверен, что это был запах мертвых Монфортов — они уже давно превратились в пыль. Это был запах цветов, застоявшейся воды и веками не проветривавшегося помещения. Отвратительное место! «Ей было двадцать», — подумал Уэксфорд, надеясь, что девушка умерла быстро и не здесь. «Что правда и неправда? Одна сегодня, завтра может стать другая, а истинна лишь смерть».

Он повернулся к ступенькам и вдруг услышал над головой шум шагов по тропинке, посыпанной гравием. Конечно, это кто-то из служителей. Поставив ногу на нижнюю ступеньку, Уэксфорд стал смотреть на прямоугольник тусклого света, проникавший через дверь. Когда он был уже готов заговорить, чтобы сообщить о своем присутствии, в проеме появилось изможденное и суровое лицо его племянника.

То, что возникает в вашем сознании, либо совсем не соответствует действительности, либо искажает се, либо является лишь ее подобием.

Каждому знакомо ощущение, когда, оказавшись в неловком положении, хочется провалиться сквозь землю. «Более подходящего для этого места не придумаешь», — подумал ошеломленный Уэксфорд. Эта земля, «нашпигованная» смертью, наверное, уже не смогла бы принять никого. Однако не оставалось ничего другого, как подняться по ступенькам и держать ответ.

Говард, всматриваясь в полумрак, поначалу не узнал незваного гостя. Уэксфорд, неловко стряхивая с пальто паутину, вышел на тропинку. На лице племянника было неописуемое удивление.

— Боже мой, Рэдж, — произнес он, оглядывая дядю с ног до головы. Затем посмотрел на склеп, как будто подумал, что стал жертвой какого-то обмана, или словно это был не Уэксфорд, а какой-то похожий на него «кенбернит», или это было вовсе не Кенбернское кладбище. На осмысление всего этого у Говарда ушло несколько мгновений, и наконец он сказал: — Я думал, что ты хотел отдохнуть от всего этого.

Было глупо стоять здесь подобно провинившемуся школьнику. И вообще, нерешительность не была свойственна Уэксфорду, поэтому он быстро пришел в себя. «Я уже ловил преступников, когда этот парень еще соску сосал», — подумал он и довольно холодно произнес:

— Ты так думал? Не понимаю, почему. — Никогда не извиняться, никогда ничего не объяснять. — Не стану отвлекать тебя от работы. Мне нужно успеть на автобус.

Говард прищурился.

— Нет, — заявил он. — Ты на нем не поедешь. — Он всегда говорил ровным спокойным тоном. — Я этого не позволю. Если ты хотел осмотреть склеп, почему не сказал об этом вчера вечером? Я взял бы тебя с собой сегодня утром. Если ты хотел ознакомиться с материалами этого дела, тебе надо было только попросить об этом.

Было нелепо что-то доказывать на этом страшном холоде среди поваленных могильных плит, да и чувство собственного достоинства не позволяло Уэксфорду делать это, и все же он не мог оставить без ответа слова племянника — все его чувства выплеснулись наружу.

— Попросить? — возмутился он. — Попросить тебя, когда ты совершенно устранил меня от всего, что касается твоей работы? Когда ты и Дениз сговорились не произносить об этом ни слова, словно родители, выключающие телевизор, когда на экране начинают показывать любовные игры. Я чувствую, когда со мной не желают иметь дела. Попросить!

В начале этого монолога лицо Говарда помрачнело, но теперь его губы тронула легкая усмешка. Он пошарил в кармане пальто, в то время как дядя стоял, прислонившись к склепу, демонстративно сложив руки на груди.

— На, прочти это. Оно пришло за два дня до твоего приезда. — Подбадриваемый желанием подтвердить свои намерения, Говард заговорил тверже: — Прочти это, Рэдж.

С подозрением Уэксфорд взял письмо. Без очков ему только и читать письма! Однако можно сделать вид… С листа на него уныло смотрела подпись Леонарда Крокера…

«Надеюсь, что могу положиться на ваш здравый смысл… Ваш дядя, мой близкий друг и пациент… Более всего он нуждается в полном отстранении от всего, что связано с работой в полиции… Не позволяйте ему в какой бы то ни было степени связываться…»

— Мы думали, что поступаем так, как лучше для тебя, Рэдж.

— Близкий друг! — взорвался Уэксфорд. — Чего он добился, вмешиваясь в мои дела? — Не имея привычки мусорить, теперь он забыл о ней и, смяв письмо в комок, швырнул его в кусты.

Говард расхохотался.

— Я разговаривал об этом с моим врачом, — сообщил он, — рассказал ему обо всем, что с тобой произошло, и он объяснил мне, — ты же знаешь, какие дипломаты эти врачи! — что на этот счет существует два мнения, и не будет ничего страшного, если ты не станешь изменять своим обычным вкусам и привычкам. И все-таки Дениз настояла на том, что мы должны придерживаться рекомендаций твоего личного врача. Кроме того, нам казалось, что ты этого хочешь.

— Я всегда считал тебя снобом, — отозвался дядя. — Так вот, ты и есть настоящий сноб.

— Правда? Но это никогда не было для меня оскорблением. — Говард прикусил губу, стараясь сдержать смех. — Ты представить себе не можешь, как я истосковался по настоящим беседам вместо этой болтовни о литературе, особенно теперь, когда мне не хватает людей, а работы — по горло. — Сдвинув брови, он очень озабоченно сказал: — Ты, наверное, замерз. Сюда идет мой сержант, так что мы сможем уйти от всех этих легендарных гробниц.

От «собора Святого Петра» к ним приближался коренастый незнакомец лет сорока. У него был беспечный, жизнерадостный и какой-то очень земной вид человека, совершенно нечувствительного к атмосфере кладбища, чего нельзя было сказать об остальных двоих. Говард представил его как сержанта Клементса, а Уэксфорда — как старшего инспектора, не упомянув, что он — его дядя, и не пытаясь объяснить его внезапное и, безусловно, неожиданное появление на месте преступления.

В компании таких внушительных особ сержант счел за лучшее не задавать лишних вопросов (может быть, причиной тому было и то, что он прочитал эпитафию Монфорта).

— Очень рад познакомиться, сэр.

— Мой дядя, — сказал Говард и через небольшую паузу добавил: — Он в отпуске, приехал из Сассекса.

— Полагаю, здесь все совершенно по-другому, сэр: нет ни зеленых полей, ни коров и всего прочего. — Клементс посмотрел на Уэксфорда с полной уважения и в то же время снисходительной улыбкой, а затем, повернувшись к суперинтенденту, доложил: — Я еще раз поговорил с Траппером, сэр, но у него больше ничего не удалось узнать.

— Ладно. Мы возвращаемся в машину. Пообедаем вместе с мистером Уэксфордом, а во время обеда я постараюсь убедить его позволить нам воспользоваться его интеллектуальными способностями.

— Конечно, мы воспользуемся ими, — откликнулся сержант и последовал за ними к выходу с кладбища.

«Великий князь», маленький старый паб, в который Говард повел дядюшку, стоял на углу извозчичьего двора на Кенберн-Вейл.

— Не знал, что в Лондоне еще остались такие места, — сказал Уэксфорд, оглядывая панели, отделанные льняным полотном, деревянные лавки с высокими спинками и старинные окна. Обстановка была домашней и напоминала постоялые дворы с картин Помфре или Стоуэртона.