Я любил ее с первого класса. И не потому, что она была самой красивой девочкой в школе. Просто казалось, что Стеллу окружает сияние. Оно исходило от всего ее облика – от длинных пшеничных волос, от фигуры. И чем старше она становилась, тем сильнее я зависел от желания греться в его лучах. Я провожал ее домой после занятий, я носил ее портфель. Однажды Стеллу с другими девчонками из соседней школы застала биологичка – они курили за теплицей, которая словно стеной отгораживала мир элитной школы от обычной. Я искал Стеллу на перемене и видел, как она свернула за здание, а когда подошел ближе, то заметил, что биологичка, приходившая проверить посадки, поднялась на цыпочки и что-то разглядывает поверх своих растений за окном теплицы. Я успел предупредить девчонок и Стеллу и единственный попался на глаза биологичке, которая застала меня «на месте преступления». Мне, конечно, влетело, но вмешался отец, и директор ограничилась «удом» по поведению в первой четверти. Дома тоже не обошлось без скандала, правда, отец не дал маме долго кричать и заметил потом, что благородство – прекрасное качество, особенно для мужчины, но и оно наказуемо. Я не знаю, как он узнал, может быть, просто догадался, потому что в нашем доме никто никогда не курил, а я с тех пор обязательно сопровождал Стеллу, когда она бегала на переменах за теплицу, и начал покуривать сам. Я бросил курить, когда Стелла вышла замуж. Я не знал ее мужа, о свадьбе мне рассказал Олег. А до этого после школы мы не виделись с ней почти десять лет. После случая в беседке мама ходила к родителям Стеллы и устроила там разнос – в нашей школе учатся только приличные дети, а девочка, целующаяся с мальчиком в полутемном дворе, просто… Отец Стеллы велел маме уйти, я не знаю, что сказали родители Стелле, но когда я назавтра ей позвонил, мне ответила Стеллина мама и попросила как можно скорее забыть этот номер. На мой вопрос «зачем ты сделала это?» мама пожала плечами – ты потом скажешь мне спасибо, она слишком красива, чтобы все было хорошо, красота приносит несчастье, а я не хочу, чтобы мой сын пострадал. Она тебе не пара – это утверждение я слышал много лет подряд, я привык к этой мысли, я почти поверил в нее. Я забыл Стеллу – позволил думать себе, что забыл.

Я вернулся к автоответчику и снова прокрутил запись последнего звонка Олега. Это очень важно… жизнь и смерть… какие-то цифры и номер телефона. Я вставил в мобильный сим-карту и позвонил.

– У тебя паранойя? – спросил я Олега, когда мы встретились в воскресный полдень у главного входа в столичный зоопарк.

– Я тоже рад тебя видеть, – кивнул он, подавая билеты контролеру и жестом приглашая меня следовать за собой.

– И что мы будем делать?

– Ходить, смотреть, иногда говорить. – Олег как-то странно несколько раз оглянулся в разные стороны. – Ты не любишь братьев наших меньших?

– Вообще-то у меня аллергия на собачью шерсть, кошачий мускус и птичий помет.

– А дома в шкафу с одеждой ты, случайно, не держишь скафандр? – Олег поймал мой взгляд и упреждающе поднял руки. – Все, все, больше никаких словесных перепалок. Извини, я вчера невероятно устал, долго не мог заснуть, короче, не выспался и поэтому сегодня немного брюзжу.

– Встретились бы в понедельник, – пожал я плечами, – день-другой дела не изменят.

– А ты когда-нибудь сидел в тюрьме? – Олег вдруг остановился, и в его голосе послышались нотки раздражения. – По-настоящему. В камере без удобств, без нормальной пищи, когда на допрос под конвоем и руки за спину? Если ты, конечно, понимаешь, о чем я говорю…

Я отвернулся – несмотря на довольно раннее время, в парке уже было людно, много детей – бегают под присмотром родителей от вольеры к вольере, смеются. Все правильно – теплый солнечный день и выходной.

– Знаешь, я приехал сюда только ради Стеллы…

Олег вздохнул:

– Пойдем прогуляемся немного.

И мы пошли влево вокруг большого пруда, где вдоль береговой линии парами, с достоинством проплывали ослепительно белые черноклювые лебеди, мелкими стайками скользили по воде типичные московские кряквы и рыжие огари, экзотические гуси с оперением, расцвеченным всеми оттенками коричневого. Все как у людей – степенные царь-птицы и говорливые придворные, прикормленные следить за каждым жестом в их сторону и в ожидании случайной подачки суетливо снующие по галечной насыпи между прибрежной кромкой пруда и зелеными газонами пригорков. Их демократичности противостоял избранный круг вольеры с фламинго – то ли гарем, то ли светский раут: несколько десятков изящных длинноногих красавцев и красавиц с неповторимым великолепием пурпурного и нежно-розового окраса. Пейзаж, располагающий к созерцательности и благоговению перед божественным промыслом великой матери-природы.

– Как поездка? – спросил Олег.

Я усмехнулся:

– Если и есть в жизни что-то постоянное, так это научные конференции. Встретились, поговорили, поели, выпили и разошлись по интересам в номера.

– А зачем тогда ездить?

Я сделал вид, что отвлекся рассмотреть возникший в вольере справа от нас почти античный барельеф семейства гепардов.

– Почему ты выбрал для нашей встречи зоопарк?

– Возможно, ты прав и у меня действительно паранойя, – не в пример мне с готовностью ответил Олег, – но в этом деле столько непонятного и, иногда мне кажется, опасного, что я решил подстраховаться.

– Понимаю…

Олег уловил иронию в моем тоне и не дал договорить:

– Слышу, слышу, сейчас ты скажешь, что это профессиональный синдром, вызванный постоянным общением с криминалом. Что мне мерещатся заговоры и я сделался мнительным без меры.

– Очень близко к оригиналу, – не стал я оспаривать его слова, – тем более что ты сам дал мне повод думать именно так. Людное место в людное время, при входе ты совершенно неоправданно с подозрением оглядывался по сторонам, как будто чего-то боялся. Все это весьма напоминает киношный детектив с банальным сюжетом. Быть может, ты заигрался в эти свои адвокатские игры с плохими парнями?

– Посидим? – Он указал на свободную лавочку за вольерой хищных птиц, и мы направились к ней.

– Понимаешь, – Олег достал сигарету и принялся мять ее пальцами, пока не разломил и, словно очнувшись, быстро сунул ее остатки в карман дорогого пиджака, – когда мне позвонил отец Стеллы и предложил защищать ее, я бросился в это дело, как на амбразуру. Ты только представь, наша Стелка – убийца! Немыслимо! Для меня ее невиновность была совершенно очевидной, и мне казалось, что все обвинения против нее рассыплются при ближайшем рассмотрении и уже в самом первом приближении. Но чем больше я изучал свидетельства, документы и факты, тем меньше становилась моя уверенность в собственной объективности по отношению к делу и к Стелле. К тому же она мне практически не помогает – закрылась в себе, ничего не хочет, не борется, но самое страшное – без конца твердит: это я его убила. И ведь убийство-то типично женское – зарезала мужа, когда он спал, на ноже ее отпечатки, удары наносились явно женской рукой, экспертиза подтвердила – рост и вес нападавшей совпадают с описанием Стеллы!