Казалось бы, что можно говорить о тотальном всевластии самодержца над своими подданными, ведь власть василевса при таком его обожествлении и отождествлении его воли с законом была безгранична и нерушима. Однако при всем при том сложно представить более непрочную монархию, чем византийское самодержавие. Половина императоров Византии была лишена престола насильно, и за 1122 года истории византийского государства на престоле сменилось около ста (по разным подсчетам, учитывающим или нет антиимператоров узурпаторов – от 88 до 109) императоров из 30 семейств, причем только семь из них смогли основать относительно прочные династии. Это вдвое больше, чем побывало за то же время на престоле Священной Римской империи германской нации – примерно 50 правителей из пяти знатных родов. В масштабах тысячелетней истории Византии императоры сменялись в среднем раз в 12–13 лет, что было гораздо чаще, чем среди правителей средневековой Западной Европы. Только с середины ІХ до конца ХІ в. у власти сменилось 23 василевса, то есть каждый их них правил чуть больше 10 лет. Из всех императоров Византии, правивших между 323-м и 1453 г., лишь 37 умерли собственной смертью, а чуть ли не вдвое больше были свергнуты в результате интриг, заговоров и дворцовых переворотов. Еще 8 погибли либо на войне, либо вследствие несчастного случая. Количество же попыток свержения императоров, как успешных, так и не удавшихся, практически не поддается точному учету. Известно, к примеру, что только за период с 865-го по 1185 г. их число составляет около 140.

Вследствие придворных интриг, заговоров, мятежей или восстаний императорами в Византии нередко становились выходцы из самых низов ромейского общества – простые чиновники, горожане, солдаты, придворные слуги или даже крестьяне, если кто-либо из их предков успел до этого сделать карьеру на военной службе или при дворе. Так, фракиец Лев І Макелла (Мясник) (457–474 гг.) был малограмотным торговцем мясом – макелларием в Константинополе, Юстин І (518–527 гг.) сделал военную карьеру, будучи выходцем из простой крестьянской семьи, и стал, благодаря уважению в среде своих подчиненных, императором после смерти Анастасия І Дикора (491–518 гг.), тоже, к слову, бывшего до коронации простым придворным. Благодаря головокружительной карьере Юстина І императором смог стать и сын его брата Савватия Юстиниан І Великий (527–565 гг.), которого дядя вытащил буквально из грязи – из глухой иллирийской деревни диоцеза Дакия Ведерианы на трон величайшей империи того времени. Конюхами у знатных вельмож служили до воцарения Лев V Армянин (813–820 гг.) и Михаил ІІ Травл (820–829 гг.), объездчиком лошадей начинал и фракийский крестьянин армянского происхождения Василий, ставший впоследствии основателем блистательной Македонской династии эпохи классического расцвета Византии конца ІХ – начала ХІ вв. и вошедший в историю под именем Василия І Македонянина (867–886 гг.).

Никита Хониат писал: «Были люди, которые вчера или, словом сказать, недавно грызли желуди , а теперь совершенно открыто изъявляли свои виды и претензии на царское достоинство . О знаменитая Римская держава, предмет завистливого удивления и благоговейного почитания всех народов, – кто не овладевал тобою насильно? Кто не бесчестил тебя нагло? Каких неистово буйных любовников у тебя не было? Кого ты не заключала в свои объятия, с кем не разделяла ложа, кому не отдавалась и кого затем не покрывала венцом, не украшала диадемою и не обувала затем в красные сандалии?»

Казалось бы, характеристика Никиты Хониата убеждает нас в том, что принятый в Ромейской империи порядок замещения престола был порочен, отсутствие династической преемственности при наследовании власти приводило к управлению государством людей случайных, неподготовленных к правлению и недостойных. Сам писатель, сравнивая своих соотечественников с «латинянами», противопоставлял верность западноевропейских рыцарей своему сюзерену коварности византийцев, которые, лишь только посадив на трон нового василевса, уже замышляли против него очередной заговор. Однако не стоит спешить с выводами, ведь нередко именно выходцы из низов империи становились весьма успешными самодержцами, укреплявшими империю, как, например, те же Юстиниан І Великий (527–565 гг.) или Василий І Македонянин (867–886 гг.).

Правители же, получившие высшую власть по праву родства, наоборот нередко оказывались крайне слабыми государями, просто занимавшими место на троне. К примеру, таким оказался Алексей ІІІ Ангел (1195–1203 гг.), ослепивший в борьбе за престол предыдущего императора – своего собственного брата Исаака ІІ Ангела (1185–1195 гг.). Алексей III позорно сбежал в 1203 г. из Константинополя, окруженного крестоносцами, участниками Крестового похода.

Думается, что при всех издержках, выборность императоров, позволявшая занять престол человеку незнатному, но способному и деятельному, сыграла в истории Византийской империи в целом позитивную роль, обеспечивая приток в верховную власть свежих энергичных сил, способствующих укреплению державы. Думается, это понимал и давший столь уничижительную характеристику ромейской державе, сравнив ее с блудницей, Никита Хониат. По крайней мере вот как он писал о значении свободы выбора Божественного Провидения для пользы каждого из ромеев: «В самом деле Божественное Провидение для управления и переворота наших житейских дел редко пользуется одними и теми же путями и средствами; напротив, оно изменяет и переменяет власти всякий раз новым и неожиданным образом, выказывая в своем путеводительстве и управлении Вселенною бесконечное разнообразие явлений и не пропуская мимо своих рук ничего самомалейшего. Одни вступали на царский трон по ржанию коня; другой перешел к пышной хламиде от плуга и бороны или мальчишкой пас овец, как самый последний в семье, и оказался богопомазанным царем. Но возможно ли исчислить все или хотя бы большую часть того, что Провидение многообразно устрояет и совершает на пользу каждого человека».

Со временем примеров головокружительной карьеры, возводившей византийца из самых низов к вершине власти, становилось все меньше, и чуть ли не последними из них можно считать случаи Михаила IV Пафлагона (1034–1041 гг.), бывшего меняльщика денег, возвысившегося благодаря адюльтеру с царицей Зоей, женой предыдущего императора Романа ІІІ Аргира (1028–1034 гг.), и его племянника Михаила V Калафата, сына сестры василевса и некоего Стефана-конопатчика, откуда происходило и малопочтительное прозвище императора – «калафат», по-гречески – «конопатчик». Желчный Михаил Пселл писал, что отец василевса «происходил из самой захудалой деревни в какой-то глуши, не сеял и ничего не выращивал, ибо не было у него и кусочка земли, не ходил за стадами, не пас овец, не разводил животных и не имел, видимо, никаких средств к жизни. Придя к морю, он сделался в корабельном деле очень значительным – леса не рубил, бревен не обтесывал, не прилаживал и не сколачивал, но после того, как это делали другие, тщательно обмазывал судно смолой, и ни один корабль не спущен был на воду, пока он не подал к тому знак свои искусством.

Видел его и я, но в другом положении, уже баловнем судьбы. Театральное убранство, конь, платье и все прочее нисколько ему не шли и не соответствовали. Как вообразивший себя Гераклом пигмей ни старается уподобиться герою, как ни заворачивается в львиную шкуру и ни пыхтит над палицей, все равно его можно легко распознать по виду. Так и все потуги этого человека приводили к противоположному результату».