Признаюсь, я тоже подпевал, пусть и себе под нос. Казалось бы, ну чего в нем особенного? Мелодия весьма незатейлива, не говоря уже о словах. Певица вспоминает о своей мимолетной любви, случившейся с ней, как вы уже поняли, прошлым летом. Вот только Гварна расположена на самом севере нашей республики, где лето — понятие весьма условное. В отличие от Претто — далекой южной колонии Ангвальда, где все ровно наоборот: о наступлении зимы можно судить только по участившимся дождям, а что такое снег, там вообще понятия не имеют. Каково, а?

Дальше я окончательно разошелся, искрометно шутя, и Изабель просто заливалась от смеха. Она смеялась, а я почему-то вспомнил ее с заплаканными, полными тоски глазами. Мама конечно же не знает, но у нас было бы куда больше проблем, если бы Изабель тогда не ответила Гварнелу — есть такой стряпчий, согласием. Намного больше проблем, и не было бы даже такого дома.

Для моей сестры это была огромная жертва, и она на нее пошла ради меня, тогда еще пятнадцатилетнего мальчишки. И убитой горем мамы, которая с трудом понимала, что вокруг нее происходит.

«Ну ничего, — думал я, глядя на дорогих мне женщин. — Все обязательно образуется. Только вот отца уже не вернуть».

— Кристиан, ты останешься?

— Конечно, мама, — не задумываясь, ответил я. — Поздно уже. Только постели мне в кабинете.

В нашем новом доме кабинет был точной копией отцовского. Те же вещи, так же расставлена мебель и даже вид из окна — во внутренний дворик. Не знаю, зачем мама так сделала, получился как будто музей памяти отца. Я не очень любил там бывать, но сейчас возникла необходимость. У нас уже есть три револьвера, но не помешала бы еще парочка. Причем один из них — такой ветхий, что даже Дуг, а он парень отчаянный, опасался из него выстрелить, когда мы испытывали наше оружие в заброшенной каменоломне.

Так вот, мне нужен отцовский револьвер, и, возможно, он находится в кабинете. Спросить напрямую у мамы я не могу. Но вдруг я его обнаружу на этот раз? И останется только избавиться от дарственной надписи на рукояти, по которой легко опознать прежнего владельца. Имя указано полностью, к тому же револьвер — подарок президента Абастьена Ренарда. Не думаю, что тот раздаривает оружие десятками каждый день.

Когда в комнату неожиданно вошла Изабель, мне только и оставалось, что прикрыть спиной до половины выдвинутый ящик бюро. Проклятые половицы, обычно они скрипят, как несмазанная тележная ось, а сейчас хотя бы одна звук издала.

— Как у тебя дела, Крис? — поинтересовалась сестра, присаживаясь в глубокое кожаное кресло — единственную новую вещь в кабинете. Выглядело оно точной копией того, что, вероятно, осталось в прежнем нашем доме.

Мы всегда были близки с сестрой, и нам обычно есть о чем поговорить. Но не сейчас, ведь другой возможности отыскать револьвер у меня может и не быть.

— Нормально, — пришлось пожать мне плечами. — Как сама? Замуж не собралась? — сморозил я очевидную глупость, отчего Изабель погрустнела.

Есть у нее один воздыхатель, готовый взять ее в жены хоть завтра и всю оставшуюся жизнь носить на руках. Уважаемый в обществе человек, крупный промышленник, наверняка входит в первую сотню самых богатых людей столицы. Никаких чувств она к нему не питает, к тому же он старше нее на добрых два десятка лет. Стань Изабель его женой — и дела у нашей семьи сразу поправятся. Все к тому и идет, что сестра в очередной раз пожертвует собой.

В общем, мне нужен револьвер.

Иногда я кажусь себе умудренным жизнью стариком, чье сознание по недоразумению поместили в молодое тело. Бывает, все происходит с точностью до наоборот, и тогда я ломаю голову: ну как можно вести себя, словно сопливый мальчишка?

После ограбления банка (а оно обязательно должно быть удачным, иначе к чему дело затевать, если не уверен в благополучном исходе?) необходимо будет проследить за тем, чтобы парни сразу же не начали сорить деньгами.

Полиция повсюду имеет своих осведомителей, резонанс от ограбления выйдет громким, так что опасения мои не напрасны. В Густаве и Дугласе я уверен полностью, как в самом себе. Ковар тоже особых опасений не вызывал. Но вот Рамсир — это другое дело. Хотя кто их знает, какая кому шлея попадет под хвост? А значит, деньги придется попридержать, пока все успокоится. Желательно хотя бы на неделю. Лучше — на две или даже на месяц, чтобы уж наверняка. Конечно, тот же Ковар будет категорически против, но ничего, потерпит.

Так вот, я как раз размышлял над тем, какие доводы станут наиболее убедительными, когда под ногу попал камешек. Обычный камешек, из тех, что всегда полно на булыжной мостовой.

«Если попаду между фонарным столбом и вазоном, все сложится удачно», — затаив дыхание, загадал я, ударяя по обломку носком обуви.

Камешек направлялся точно в цель, и ему оставалось пролететь не более трети, когда на пути его встал булыжник, почему-то решивший, что лежать ровной кладкой вместе с остальными ему смертельно надоело. Отрикошетив от него, камешек вонзился в щиколотку какого-то господина, поверх его щегольского, до блеска начищенного ботинка.

Этот господин прогуливался с дамой. К слову, весьма и весьма привлекательной, наряженной в сиреневое полупальто, шелковое платье и модную шляпку с бантом. И в тот самый миг, когда камень нашел себе цель, этот господин пытался убрать с ее розовой щечки что-то для меня невидимое. Дальше он, вздрогнув от неожиданности, едва не ткнул своей спутнице в глаз. Вернее, ткнуть-то он как раз ткнул, но немного промазал мимо глаза, угодив в самый уголок. Дама взвизгнула, сказала ему что-то злое, после чего демонстративно освободила руку и быстро пошла прочь. Ее кавалер, покраснев, как вареный рак, бросился за ней вдогонку, бормоча слова извинений. Ну а сам камень, выполнив то, что задумал, спокойно себе улегся точно на воображаемой линии между столбом и вазоном. С самым независимым видом я пересек улицу, пытаясь определить: пересек он ее хотя бы наполовину или все же нет?

Так и не поняв, решительно двинул по нему ногой, чтобы уж точно. Попенял, что веду себя как мальчишка, проводил взглядом удаляющуюся девушку — фигурка у нее что надо — и побрел себе дальше.

Мэтр Винсенте выглядел, как и обычно, хмурым. Он вообще удивительно неулыбчивый человек.

— Здравствуй, Кристиан, — кивнул он, пропуская меня внутрь своей тесной квартирки на первом этаже каменного двухэтажного дома. — Проходи, присаживайся, — послышалось уже за спиной. — Что с рукой? — поинтересовался он в тот самый момент, когда я уже раскрыл было рот, пытаясь объяснить, что оплату придется немного задержать. И тут же потребовал: — Снимай повязку, хочу взглянуть.

«Попал, — с тоской подумал я. — Сейчас начнется!»

Рана действительно давала о себе знать: если накануне вечером не чувствовалось ничего, кроме легкого жжения, то сейчас руку пронзала острая боль.

У мэтра Винсенте я беру уроки конду. Давно уже, шестой год пошел.