Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока же осью его существования оставалась карьера. Он не мечтал – он был уверен, что рано или поздно доберется до вершины. Плевать, какова там статистическая вероятность – сделает, и все. Ксюшу раздражали такие разговоры, и она порой посмеивалась над его планами. Его раздражало то, что кто-то посмеивается над его планами. Круг замыкался. В эти дни мысли о свадьбе позорно отступали.
Но вот однажды Ксюша пришла к нему заплаканной. Рассказала про задержку, про положительный тест. Кричала, что не понимает, как это произошло – и он тоже не понимал. Марат не сваливал всю ответственность на нее, они оба перестраховывались, сейчас дети только помешают… Но что толку кричать и возмущаться, если ребенок уже был. Ксюша два раза все проверила, прежде чем прийти к любовнику.
– Мысль об измене мне тогда и в голову не пришла, – криво усмехнулся Марат. – О том, что ребенок не мой. Ксюха была со мной большую часть времени – жили вместе, служили в одном театре. Нужно быть гением стратегии, чтобы при таких условиях изменить мне. Тогда это казалось просто невозможным.
Выбор оставался нехитрый: свадьба или аборт. О том, что его ребенок родится вне брака и будет носить непонятно чью фамилию, Марат и не помышлял. Дело даже не в скандалах, в ту пору он был еще не слишком популярен, журналисты им не интересовались. Дело в его будущем – и в будущем этого ребенка.
Мысли об аборте долго не продержались. Марат и Ксения быстро сыграли свадьбу – просто заключили брак и отметили в театре, бурных празднований и белого платья не было, на это и правда не нашлось денег.
Они предполагали, что Ксюша родит, посидит с малышом годик-другой, а потом они наймут хорошую няньку, и молодая мать сможет вернуться в театр. Однако судьба распорядилась иначе: их Матвей родился инвалидом. В первые месяцы они еще на что-то надеялись, носились по врачам, цеплялись за любую возможность лечения. Но в итоге им пришлось признать: это не лечится, это навсегда. Жизнь семьи теперь будет строиться вокруг болезни ребенка.
О том, чтобы уйти, Марат не думал. Его родители обвиняли во всем Ксению: мол, это ее гены сказались, в их семье таких не было! Он никого не слушал. Он чувствовал и свою ответственность, оба супруга потом обследовались, но причину того, что произошло с Матвеем, так и не нашли. Врачи разводили руками и перекрывали все не слишком научным, однако неоспоримым аргументом:
– Такое иногда случается.
Они теперь жили по-другому. Ксения признала, что в театр больше не вернется, и приняла это с удивительным смирением. Материнские заботы накрыли ее с головой, времени на тоску по утерянным мечтам не оставалось.
Но не задержался в театре и Марат. Семье нужны были деньги, больше, чем раньше. Матвею требовались постоянное лечение и частая реабилитация. Кино приносило куда больше, чем театр, и Марат соглашался на любые роли, даже те, которые находил омерзительными. Ксюша лично просматривала его предложения и, если он хотел отказаться, молча подносила к нему рыдающего ребенка.
Театр неожиданно превратился в несбыточную мечту.
– Это мало кто поймет, – вздохнул Марат. – Людям со стороны кажется: тут роли и там роли. В кино просто платят больше. Все побеждают! Но театр – это не съемка, это другое… Лучшее. Тут словами не объяснишь… Ты видишь зрителей, чувствуешь их, ты как будто насыщаешься их энергией… Это тоже эйфория. К тому же есть роли, которые я мог сыграть только в театре, которые мне хотелось сыграть… Ксюха понимала это, она и сама была актрисой. Но она не собиралась давать мне поблажку, потому что ребенок ведь превыше всего. Она твердила мне, что Матвею не хватает, нужно больше… Из театра я тогда ушел, снова устроился уже после развода. Но перерыв получился больше десяти лет…
Зато карьера Марата в кино стремительно летела вверх. Его приглашали в фильмы и сериалы, его имя постепенно становилось одной из основ хороших сборов, и это увеличивало его гонорары. Проблемы с деньгами в семье наконец прекратились.
Вот тогда Ксения и захотела второго ребенка.
– Она говорила, что за Матвеем ухаживать уже легче, что ей одиноко целыми днями наедине с ним, что больше детей – лучше… Ну и про то, что в доме нужен здоровый ребенок, тоже говорила.
Марат сомневался долго. Он любил Матвея, наловчился возиться с ним, радовался его улыбкам. И все же в глубине души засел страх: вдруг ситуация повторится? Причину не нашли. Что они станут делать, если снова родится больной ребенок? Выдержит ли Марат страдания двух детей?
Ксения настаивала, и он согласился. Марата не покидало чувство вины за то, что она отдает семье куда больше, чем он: и карьеру, и молодость, и общение с подругами. В конце концов, если она уверена, что все сложится хорошо, кто он такой, чтобы ей отказывать?
Но, увы, подтвердились именно его страхи. Младшая девочка родилась с еще большим букетом диагнозов, чем ее брат.
Вот тогда Марат впервые сорвался, ушел в запой. Ксения злилась на него и обвиняла во всем на свете – в болезни дочери, в том, что он трусливо прячется от проблем, бухает, когда ей так нужна помощь. И Марат понимал, что как минимум в части своих обвинений она права, но ничего не мог с собой поделать. Боль, страх и стыд были настолько сильны, что он не выдерживал, спасался от них как мог; ему казалось, что иначе они просто его раздавят. Стыд был не за ребенка – за себя. Марата не покидало чувство, что он не предусмотрел все риски, что-то сделал не так, и отвечать за это станет маленькая девочка.
И снова медики разводили руками. Они признавали, что болезни у детей генетические, явно наследственные, но откуда они вдруг взялись – никто точно сказать не мог. Марат тогда укрепился лишь в одном решении: больше у него детей не будет. Никогда. Он даже подумывал в то время об операции, но быстро отказался от этой идеи, не хотелось издеваться над собой. Он просто стал внимателен ко всем доступным способам предохранения.
Жизнь, пошатнувшаяся от нового удара, вернулась в привычную колею. Он работал как проклятый, почти без выходных. Или съемки, или репетиции, или курсы, позволяющие подготовиться к роли – плавание, фехтование, верховая езда. Все, что требовало максимального сосредоточения и отвлекало