а также пребывания там, в Забайкалье и Северной Маньчжурии, ее резидентов, на что прямо указывала директива военного министерства командующим Владивостокской экспедиционной и Квантунской армий от 20 августа 1921 г.: «Необходимо сохранить за японской армией право на размещение военных представителей в Чите, Владивостоке, Хабаровске, Благовещенске и Никольск-Уссурийском, возложив на русскую сторону обязанности по их охране и обеспечению связи. По вопросу о сохранении права на размещение военных представителей в Харбине, Маньчжоули и Хэйхэ Квантунская армия должна провести консультации с китайской стороной»574.

Переговоры в Дайрэне проходили на фоне усилившейся осенью подготовки меркуловцев к нападению на ДВР. Командование ВЭА внимательно наблюдало за ходом предшествовавших ему карательных операций против краснопартизанских отрядов в Приморье и ответной реакцией ДВР, ограничиваясь отправкой в Токио информационных отчетов. В то же время, 6 ноября, на проходивших в Дайрэне переговорах советская делегация заявила японцам протест по поводу поставок оружия меркуловской армии и прямого участия подразделений ВЭА в нападениях белых отрядов на гарнизоны НРА ДВР575. Опровергая участие японских войск в этих акциях, начальник штаба объединения в телеграмме в военное министерство от 28 ноября подчеркивал, что циркулировавшие во Владивостоке слухи о поставках японского оружия каппелевцам были инспирированы советской пропагандой и командованием семеновской армии, а относительно нападений на народоармейцев докладывал, что в указанных делегацией ДВР районах пребывание частей НРА запрещалось двусторонними соглашениями, поэтому в боестолкновениях с японцами участвовали красные партизаны576.

Одновременно с началом 30 ноября боевых действий меркуловцев против НРА командование Владивостокской армии, вслед за захватом Камским пехотным полком станции Уссури, потребовало от меркуловского правительства разоружения нарушивших соглашение от 29 апреля 1920 г. войск, вынуждая тем самым белые части действовать за пределами нейтральной зоны и не давая повод правительству ДВР обвинить Японию в поддержке агрессии577.

В течение декабря 1921 – марта 1922 г. благовещенская и маньчжурская ЯВМ внимательно наблюдали за формированием и переброской резервов НРА из Забайкалья и Приамурья к Хабаровску, изучали работу Амурской и Забайкальской железных дорог, вскрывали военно-политические замыслы правительства ДВР. Благовещенская миссия, в частности, сообщала о перебросках стрелковых и артиллерийских частей благовещенского гарнизона под Хабаровск, мерах по охране общественного порядка в приамурской столице, стычках контрреволюционных групп с отрядами ГПО, настроениях населения, пропаганде в адрес Японии. Хабаровская миссия, парализованная отсутствием связи с Владивостоком, после захвата дальневосточной столицы меркуловцами 22 декабря 1921 г. информировала командование о численности, вооружении, оперативных планах белых войск, работах по возведению ими оборонительных сооружений, а во время штурма волочаевских укреплений отслеживала ход боевых действий и потери обеих сторон578.

Хронические проблемы со связью и давление на японские военные миссии советских властей вынудили командование ВЭА принять весной 1922 г. решение об эвакуации хабаровской и благовещенской резидентур на территорию Маньчжурии. Существенное влияние на позицию армии также оказывало отсутствие прогресса на переговорах в Дайрэне по вопросу свободного пребывания японских военных представителей на Дальнем Востоке и в Забайкалье, а свертывание переговорного процесса в апреле 1922 г. подстегнуло ВЭА начать спешный вывод ее разведывательных органов из Приамурья.

Приказ об эвакуации хабаровской миссии капитан Хигути Киитиро получил 15 апреля. Спустя полторы недели он и Тэрада благополучно пересекли на пароходе российско-китайскую границу и в конце мая прибыли во Владивосток. Подготовка к выводу благовещенской миссии началась несколько позже – 20 апреля, после того как начальник мукденской миссии генерал-майор Киси Ядзиро согласовал с губернатором провинции Фэнтянь Чжан Цзолинем вопросы ее размещения и охраны в Хэйхэ. 6 мая подчиненные майора Югами Дзисабуро организованно прибыли на маньчжурскую территорию579.

Несмотря на вынужденное свертывание разведывательной деятельности с позиций военных миссий в Хабаровске и Благовещенске, 2-е управление Генштаба продолжало систематически получать интересовавшую его информацию о ситуации в ДВР. Для этого оно перераспределило зоны ответственности между ЯВМ Квантунской и Владивостокской экспедиционной армий, заложив тем самым основы японской разведывательной организации на Дальнем Востоке, в Северной Маньчжурии и Забайкалье, которые просуществовали вплоть до восстановления дипломатических отношений с СССР в 1925 г.: харбинская миссия теперь собирала информацию в полосе КВЖД и Приамурье, маньчжурская миссия контролировала Забайкалье, хэйхэская миссия занималась агентурной разведкой в Амурской области, а владивостокская и никольск-уссурийская оперировали на юге Приморья. Связь с наиболее ценными русскими агентами поддерживал лично заместитель начальника харбинской миссии полковник Сиотэн Нобутака, для чего, по сведениям ГПО ДВР, в феврале 1922 г. он выезжал в Маньчжоули на встречу с читинским источником580.

Анализ сообщений миссий за вторую половину 1922 г. свидетельствует о том, что им удалось реанимировать прежние агентурные связи в ДВР. Хэйхэская миссия уже 28 мая 1922 г. информировала штаб армии об отправке из Благовещенска в Николаевск-на-Амуре четырех пароходов с отрядом морских пехотинцев, возможном переселении туда 200 членов семей партактива, прибывших зимой из европейской части РСФСР, а также о забастовке работников Амурской железной дороги. Через агента в штабе благовещенского гарнизона, с 1921 г. снабжавшего миссию копиями телеграмм и распоряжений Военного совета НРА, резидентура 18–22 июня получила приказы В.К Блюхера о переводе стрелковых и кавалерийских частей на новую организационно-штатную структуру, соответствовавшую типовой организации Красной армии581.

С августа 1922 г. харбинская миссия возглавила деятельность всех японских разведывательных органов в Северной Маньчжурии путем переподчинения ей хэйхэской и маньчжурской ЯВМ. Одним из главных источников информации для нее оставалась агентура на харбинской телеграфной станции, передававшая с 1921 г. копии телеграмм местного представительства ДВР. 5 мая 1922 г. начальник штаба Квантунской армии, в частности, доложил заместителю начальника Генштаба полученную через нее телеграмму Штаба НРА харбинскому резиденту с требованием срочно собрать информацию о позиции японского командования по свертыванию переговоров в Дайрэне и возможных районах боевых действий японской армии, а 10 мая передал в Токио содержание телеграммы МИД ДВР его представителю Э.К. Озорнину об эвакуации хабаровской военной миссии582.

Параллельно с выводом и реорганизацией японских военных миссий военное министерство летом – осенью 1922 г. активно прорабатывало вопрос о будущем органов особой службы на территории Северной Маньчжурии, сталкиваясь на этом пути с сопротивлением МИД.

Спустя пять дней после того, как 23 июня 1922 г. кабинет министров Японии принял окончательное решение о выводе Владивостокской экспедиционной армии с территории ДВР, в Токио состоялось тайное заседание правительства, на котором министр иностранных дел заявил о нежелательности размещения в Китае резидентур Генерального штаба, с чем военный министр был вынужден согласиться583. 28 июля армия направила в МИД своего представителя майора Кудо Есио для выяснения позиции дипломатического ведомства относительно сохранения ЯВМ в Северной Маньчжурии. Сотрудник МИД Сигэмицу Мамору вновь заявил о нежелательности пребывания японских разведывательных органов в Китае из-за возможной негативной реакции западных государств, однако уточнил, что МИД