— А такие разве бывают?

— Нет, — сказал Сашка и засмеялся. И обнял Веру за плечи, бессовестный.

— Бывают, — возразила Вера и тоже засмеялась. И не стала шарахаться от его руки. — У меня бабушка такая же была.

— А мама? — с надеждой спросила Сашкина мать.

— А мама совершенно нормальная, — не думая ни о чем, кроме Сашкиной руки на своих плечах, ответила Вера. — Вообще-то бабушка не со стороны матери, а со стороны отца. Но отец тоже вполне нормальный.

И тогда Сашкина мама тоже засмеялась, очень похоже на Сашку. И на Витьку. И спросила с интересом:

— А что же это тебе Костя не понравился?

— Какой Костя? — не сразу сообразила Вера. — А-а, Константин Дмитриевич, господин Сотников… Да нет, почему не понравился? Просто я его как-то не очень рассмотрела… А что, они с Сашкой, правда, близнецы?

Теперь Сашка с мамой захохотали одновременно, и Сашка торжествующе заявил:

— А? Вот так! Что я тебе говорил?!

— Действительно, — с некоторым удивлением согласилась мама. — Вот ведь как бывает, ты подумай… Ну что ж, стало быть — повезло.

Вера из их диалога ничего не поняла, кроме того, что Сашкина мама ее, в конце концов, одобрила. Это ее неожиданно обрадовало. Но почти сразу и забылось. Мама ушла — и Сашка сразу принялся целовать Веру. Что хочешь забудется тут.

И только в одиннадцатом часу, перед самым уходом, с трудом оторвавшись от Сашкиных рук и Сашкиных губ, Вера вспомнила: а отпуск-то! И сказала про отпуск Сашке. И про бабушкин дом, и про ремонт, и про то, что с мастерами уже договорилась…

— Ну и правильно, — спокойно отреагировал Сашка. — Раз договорилась — надо ехать, тут уж ничего не поделаешь. Ты когда поедешь? В воскресенье? Вечером? Хорошо… Становое — это где? Как только меня выпишут — так я сразу к тебе в гости… Ну, чего ты таращишься сразу? Не бойся, я со своим угощением заявлюсь.

Со своим угощением Сашка заявился к ней домой в субботу. Вера только-только проводила Петровых и тёзку, думала даже, что кто-нибудь из них что-нибудь забыл, вот и вернулся. Открыла дверь, не глянув в глазок, широко распахнула, даже уже начала:

— Я так и знала…

— Как это — знала? — огорчился Сашка и шагнул через порог, тесня ее огромной охапкой разнокалиберных и разноцветных роз. — А я надеялся, что сюрприз будет! Куда цветочки девать? Я уже искололся весь.

— Не знаю, — растерянно сказала Вера, отступая в сторону и прижимаясь к стене рядом с вешалкой. — Сначала в ванную, наверное. Потом ведро найду, а то у меня подходящей вазы нет…

— Подходящую вазу я тоже принес, — бодро доложил Сашка. — Только из нее сначала надо все вынуть. Держи пакет. Осторожно, он тяжелый… Где у тебя ванная? Дверь-то открой, у меня ж только две руки, как я один со всем справлюсь…

Он сунул ей в руки пакет, с трудом пропихнул в дверь ванной охапку роз, цепляясь за все подряд и ворчливо что-то бормоча, а Вера стояла и думала, что еще десять минут — и Сашка бы ее не застал. Через десять минут она собиралась бежать к нему в больницу. Она даже раньше собиралась, но Петровы и тёзка засиделись дольше, чем было задумано. Вот ведь как кстати, а она еще злилась на них.

— Чего это они так долго у тебя сидели-то? — ворчливо поинтересовался Сашка, выходя из ванной без роз, но слегка ободранный шипами и немножко усыпанный лепестками и листьями. — Я жду-жду, а они сидят и сидят… А есть-то хочется. Давай сюда пакет.

Он взял у нее пакет и уверенно направился в кухню, мельком заглянув в комнату, где на столе еще оставалось праздничное угощение, — Вера всегда готовила много, даже Петровы с тёзкой съесть и половины не могли.

— Осталось кой-чего, — отметил Сашка. — Хорошо. И я кой-чего принес. Вер, куда ее девать-то? У тебя и здесь весь стол занятый.

Вера смотрела, как он вытаскивает из пакета вазу темного стекла, огромную, величиной с ведро, а из вазы — какие-то банки и коробки, сует их, как попало, на кухонный стол, на подоконник, на табуретки, и все время что-то спрашивает у нее, но она не понимала его вопросов, даже, наверное, не слышала, потому что с замиранием сердца думала все время одно: еще десять минут — и он бы не застал ее, она побежала бы к нему в больницу, но не застала бы его там, потому что он пошел к ней, с этой дурацкой вазой с банками и коробками и с этой охапкой роз, которые он наверняка оборвал возле травматологии… И возле глазного отделения тоже. И вообще все розовые кусты в больничном парке под корень извел. А где еще он мог столько роз взять? Он же к ней — прямо из больницы, даже не переоделся, так и пришел, в чем в палате был, — в длинных легких шортах, в белой футболке и в пляжных шлепанцах. И нога заклеена пластырем вдоль и поперек, хотя уже и не так густо, как неделю назад. Неделю назад она вытащила этого идиота на берег. Неделю и один день. Всего восемь дней прошло с тех пор, как он уцепился своей горячей рукой за ее холодную лодыжку. Восемь дней назад она в первый раз представила, как его рука и ее лодыжка раскаляются, расплавляются, а потом сплавляются, и что тогда делать? Восемь дней назад она заработала невроз — или психоз, и на почве этого невроза — или психоза — научилась не удирать. Еще в зеркало смотреть научилась. И улыбаться при этом. Научилась говорить: «я влюбилась». И вообще, научилась говорить правду, глазом не моргнув… Восемь дней назад она даже не подозревала, что такое может случиться. Восемь дней назад она еще не знала о существовании Сашки.

— Восемь дней назад я еще не знал тебя, — растерянно сказал Сашка. — Так странно… Вер, посмотри на меня. Ты о чем сейчас думаешь?

— О том же, — сказала она правду, не моргнув глазом. — Странно, да? Ты где столько роз взял? Возле отделения?

— Возле магазина… Там старушки сидели, много, штук десять, наверное… И у каждой — ведро с розами. С разными. Вот я все и забрал по пути. Они свеженькие были, прохладненькие… Я сразу к тебе хотел, а тут эти приперлись… Чего они так долго-то? Я бы и при них пришел, но… испугался. Вдруг бы ты не обрадовалась… Понимаешь? Или что-нибудь друзьям своим объяснять стала бы. Случайный знакомый, или еще как-нибудь… Пациент… Из больницы… Поблагодарить забежал, цветочки врачу принес…

— Я не практикующий врач, — бездумно сказала она, глядя, как Сашка оставил в покое свои банки и свертки и шагнул к ней.

Шагнул и остановился. И что-то, кажется, спросил. Она не поняла — что, и на всякий случай сказала: «Да». Он опять шагнул к ней, протягивая руки, и оказался очень близко, и опять, кажется, что-то спросил, но она опять не поняла, от него пахло розами, и тогда она сама спросила:

— Ты курить совсем бросил?

— Я никогда не курил, — серьезно ответил Сашка, даже не удивившись.

И положил тяжелые горячие ладони ей на плечи.

— А сигареты в кармане? — Вера закрыла глаза и стала прислушиваться, как под тяжелыми и горячими Сашкиными ладонями возникает и разрастается тепло. — У тебя в кармане были сигареты. И зажигалка. Я их на дно бросила.