Варавва подал ему три стрелы с укрепленными на них древними наконечниками. Старик положил первую стрелу на тетиву и взглянул на небо.

– Осталось совсем недолго! – проговорил он хриплым от волнения голосом. – Еще немного – и настанет великий миг. Я обрету подлинное величие, и отсвет его падет на вас, моих верных сподвижников!

Небо начало розоветь.

Внезапно наступила тревожная, волнующая тишина. Умолкли птицы, затих ветер, до сих пор с тихим шорохом перебиравший ветви берез и тополей. Вся природа словно замерла в ожидании.

И вот первый луч рассветного солнца проник в просвет между стоячими камнями. В то же мгновение Степан Платонович отпустил тетиву, послав первую стрелу навстречу солнечному лучу.

Словно две золотые стрелы столкнулись в небе, эти стрелы высекли искры, которые упали на сухое топливо.

Степан Платонович спешил. Он снова, с немалым трудом натянул тетиву своего лука и выпустил вторую стрелу.

Стрела полетела ниже первой, но все же скрестилась с солнечным лучом. Старик снова натянул лук…

Ему едва хватило силы. Стрельба из длинного тисового лука – тяжелое занятие, требующее немалой силы, а он был далеко не молод. Но он не хотел никому уступать великую честь и те великие возможности, которые обещал ему священный ритуал.

С трудом натянув тетиву, он выпустил третью стрелу.

Стрела пошла слишком низко и упала, едва миновав проем между камнями. Но стружки, занявшиеся от первых искр, уже весело пылали, и пламя перекинулось на сухие ветки.

Священный костер полыхал!

Степан Платонович набрал полную грудь воздуха и бросился вперед, в ярко пылающее пламя.

Святилище огласилось криком, криком боли и отчаяния.

Степан Платонович выкатился из костра.

Мантия на нем полыхала, волосы горели, страшная боль разрывала все его тело.

– Помогите! – крикнул он из последних сил.

Гонория шагнула к нему… но тут же попятилась, развернулась и побежала прочь – туда, где они оставили свой внедорожник.

Варавва недолго раздумывал.

Шеф явно умирал. Помочь ему уже никто не мог.

И все разговоры о священном ритуале, о великом будущем, которое ждет их всех после сегодняшнего утра, оказались пустой болтовней. Гонория быстро разобралась… надо поспешить, пока она не уехала! – и он бросился вслед за коварной брюнеткой.

Владимир Михайлович и Лапоть переглянулись – и бросились на поляну, на помощь умирающему старику.

Но они опоздали.

Степан Платонович уже не дышал.

Лариса прошла через каменный круг, миновала ворота, сквозь которые уже вовсю светило утреннее солнце. Какое-то внутреннее чувство вело ее вперед.

И наконец, она остановилась перед тем местом, куда упала первая стрела. Стрела с подлинным древним наконечником.

Девушка опустилась на колени, протянула руку к стреле…

И вдруг чужая ладонь легла на ее руку.

Лариса вздрогнула и подняла взгляд.

Рядом с ней, так же на коленях, стояла женщина средних лет с янтарно-желтыми глазами на бледном лице.

– Кто вы? – удивленно спросила Лариса. – Что вам нужно?

– Мое имя мало что тебе скажет… хотя меня зовут Сильвия. Но важно не это. Заря наступит лишь тогда, когда малиновка споет…

– Что? – переспросила Лариса.

– Погаснет бледная звезда, и стражник первый час пробьет…

Это были те самые слова, которыми заканчивалась записка, оставленная тетей… той девочкой в старомодном платье с рюшами, которая была так похожа на саму Ларису… той девочкой, которая вела ее по волшебному лабиринту последних дней…

– Так это вы? – спросила Лариса, чувствуя, как на ее душу опускается покой. – Так это вас она имела в виду? Вам я должна отдать стрелы Робин Гуда?

– Да, мне. Как и твоя тетя, я наследница древних кельтских жрецов – друидов. Мои пути пересеклись с путями этого старого безумца… того, кого называли Степаном Платоновичем. Он мечтал завладеть священными стрелами и провести древний ритуал. Ему казалось, что этот ритуал принесет ему власть, богатство, умение повелевать другими людьми и даже вечную молодость. Он не понимал, что ритуал – путь не к славе и наживе, а к тяжелому и ответственному служению, что, обретая силу, обретаешь вместе с ней долг.

Мне пришлось присматривать за ним и его людьми, чтобы вовремя остановить их. Но теперь все позади, сам он погиб, а без него его люди разбегутся, как тараканы. Мне же предстоит продолжить мою миссию…

– Да, вот, возьмите. – Лариса отдала жрице стрелу, затем достала из внутреннего кармана куртки еще два наконечника. – Возьмите и это, это все ваше… а я хочу жить своей собственной жизнью!

– Спасибо, ты мне очень помогла! – Высокая женщина с янтарными глазами поднялась с травы и пошла навстречу поднимающемуся солнцу.

Лариса долго смотрела ей вслед.

– Ой, что это? – вскричала Лариса, потому что вместо букета цветов, который она ожидала от гостей, ее взору предстало нечто большое и деревянное. Стол не стол, комод не комод, снизу вроде ящики, а наверху зеркало в резной деревянной раме.

– Это… туалет, – прокряхтели снизу, и появился Лапоть – красный и потный. Но, что характерно – в новой рубашке и даже подстриженный, так что волосы не торчали теперь в разные стороны, как солома из стога, а лежали аккуратно. Правда, ясно было, что это ненадолго.

– Что за гроб с музыкой? – захохотала Машка.

– Туалетный столик, – сказал, появляясь из-за спины Лаптя, Владимир Михайлович, – подарок на новоселье. Здравствуйте, девушки!

Как ни странно, туалетный стол отлично вписался в угол комнаты. Лариса заглянула в зеркало и увидела в нем себя – новую и похорошевшую. Исчезла из глаз неуверенность, а из характера – суетность, она стала спокойнее и увереннее в себе. Прошла полоса неудач и мелких неприятностей, теперь все у нее будет хорошо, все наладится.

Машка уже накрывала на стол. Сели на новый диван – начальник на работе выдал Ларисе премию – и выпили за хозяйку и за новую квартиру. Дальше вечер потек своим чередом. И через некоторое время Лариса с удивлением заметила, что Машка усиленно кокетничает с Владимиром Михайловичем.

– Маш, помоги торт разрезать! – позвала она из кухни.

– Ты чего это? – спросила Лариса. – Зачем человеку голову морочишь? Вроде он тебе ничего плохого не сделал… Он же явно не в твоем вкусе, да и вообще…

– А ты чего? – напустилась на нее Машка, схватив нож. – Долго будешь Лешку динамить?

– Я? – оторопела Лариса. – Динамить?

– Не придуривайся! – прикрикнула Машка. – Все равно не поверю, что ты ничего не замечаешь! Парень тебя с пятого класса любит, а ты…