Я подошла к Адаму; Андреа двинулась вместе со мной, по-прежнему заслоняя. Я схватила ее руку со всей силой, на которую была способна, и оттолкнула. От удивления она споткнулась, но потом вновь обрела равновесие.

— Что с тобой? — спросила она.

Я могла бы сделать в ответ саркастическое замечание, но решила промолчать. В данный момент мне хотелось подойти к Адаму и узнать, чем ему помочь. Нико меня особенно не беспокоил. Он был вампиром, и вряд ли убился или получил серьезные повреждения. На лице Адама застыло мрачное выражение, взгляд блуждал.

— Адам! — позвала я, приблизившись. — Ты меня слышишь?

— Он борется… — Голос Андреа раздался из-за моей спины и затих.

Я обернулась. Она пересекла комнату и села на корточки рядом с Нико. Тот зашевелился.

— Борется с чем?

— С голодом и с жаждой крови…

Нико застонал и начал подниматься, двигаясь с чрезвычайной осторожностью, будто проверяя, все ли части тела исправно работают. Из его разбитого рта вырвался стон.

— Даже он не может остановить это.

Прежде чем я успела что-то сказать, тело Адама забилось в конвульсиях, и он согнулся пополам, закрывая лицо руками. Я встала перед ним на колени.

— Адам, с тобой все хорошо? Он застонал и тряхнул головой:

— Не могу…

Я бросилась к нему, протянула руки…

Меня словно током ударило, и удар был мощнейший. Чувство голода разъедало мой желудок, жажда крови требовала насыщения.

Адам вздрогнул снова и уронил руку, его глаза расширились, и в них загорелся голодный блеск. Он подался вперед… А я рванулась в сторону от него. Однако его рука молниеносным движением обхватила мое запястье, и я оказалась в железных тисках. Наши взгляды снова встретились…

Я воззвала к той силе, которая была во мне, и позволила Адаму реализовать свою потребность. Он сделал выпад головой вперед, и его обнаженные клыки коснулись моей шеи.

Вырвав руку, я обхватила его голову, отодвинула от себя и, прижав свой лоб к его лбу, стала шептать успокаивающие слова: если я смогу отклонить его энергию, направить ее в другое русло, может, мне удастся успокоить его.

Перед моим мысленным взором стали проноситься собственные воспоминания вперемежку с воспоминаниями Адама. Наша первая встреча… Впервые испытанный вкус свежей крови, струящейся из мягкой безволосой шеи, наполнивший мое нутро… Смертельная магия Гидеона и мои собственные страхи… Измученные живые скелеты за колючей проволокой, из последних сил пытающиеся сохранить в себе что-то человеческое; мертвые глаза на еще живых лицах; кожа, натянутая на хрупкие кости, напоминавшие старый холст… И всепоглощающее чувство голода…

Я видела грязные руки, лопнувшую кожу и худую шею женщины и почувствовала, как мои клыки вонзились в ее горло. Когда ее полумертвое тело упало на пол, ее глаза замигали, и в них затеплилось чувство благодарности за освобождение, вытесняя застывшее отчаяние. Я стала свидетелем того, что видел в своей жизни Адам, почувствовала его мучение и вину. Горячие слезы бежали по моим щекам. Он был там, в лагере смерти, кормился уже и так проклятыми… Его слезы смешивались с моими, пока напряжение ослабевало, и чувство голода проходило, иссякало, вытесненное горем и раскаянием.

Мы сидели, обнявшись и плавно покачиваясь вперед-назад. Я бережно поддерживала его тело, наклонившееся ко мне. Мои глаза были закрыты, голова безвольно упала на его плечо; я расслабилась. Какой нелепой стала моя жизнь! Покой, налаженный быт — все, что осталось в Рио-Секо, было разрушено. Единственной безопасной территорией оставались объятия этого мертвеца. Мертвеца, носившего траур по жертвам злодеяний, которые он лично видел и в которых принимал личное участие. Неудивительно, что он испытывал отвращение к охоте.

Мы сели на диван в приемной. Адам молча опустился рядом со мной; Нико, облокотившись, сел на противоположном конце дивана. Он еще не восстановился полностью, но потихоньку приходил в себя. Андреа, примостившись на подлокотнике дивана, молча наблюдала за нами.

— Прости меня, — произнес Адам хриплым, надтреснутым голосом.

— Не надо, Адам, — ответила я. — Тебе не за что извиняться. Ты ведь взял себя в руки, правда?

— С трудом, — прошептал он.

— И все-таки… Обойдемся без извинений, Адам Уолкер.

— Я чуть было не…

— Повторяю — никаких извинений!

Я наклонилась к нему, и он инстинктивно меня обнял.

— Даже если что-то было не так, это не конец света. Забудь! Давай сменим тему разговора.

Он улыбнулся — слабое подобие его обычной ухмылки, — но сейчас и это радовало. Он не просто пережил стресс, а потерял контроль над собой. Я знаю, что это означает для существ, подобных Адаму. Самоконтроль — все. Глава вампиров, король бессмертных, независимо от обстоятельств он устанавливал новые законы: не охотиться, не убивать… Я могла не соглашаться, но это была его земля, а не моя. Последнее слово всегда остается за хозяином.

Как видно из поведения Нико, не все подданные были столь законопослушны. Однако, если сообщество вампиров функционировало примерно так же, как и мой Клан, то Адам — истина в последней инстанции, и сегодня ночью он ясно дал это понять. Нико мог спорить и жаловаться сколько угодно, но точку в разговоре ставит Адам. Я никогда не встречала сообщества или кланы сверхъестественных существ, которые бы управлялись иначе. Годился только авторитарный режим: скопление хищников — не очень благодатная почва для демократии. Даже ведьмы во время шабашей подчиняются своему вождю. Я не имею понятия о том, как становятся королем вампиров, но держу пари, должность — не выборная, а из числа тех, что завоевываются силой. Пожалуй, надо почитать их конституцию. Для общего развития. После того как все это утрясется. Обязательно попрошу…

А сейчас я имею полное право задать вопрос, от которого раскалывается мой мозг:

— Борис Найджи — человек из твоего прошлого?

Адам смутился:

— Борис? Он работает на меня. Отвечает за все поставки. Нам нет необходимости выставлять себя перед публикой.

— Ты знаешь его с войны? По лагерю? Он-то знает, кто ты.

— Я что-то не понимаю, Кейра, — ответил он. — Борис тогда был маленьким мальчиком. Я встретил его только несколько дней назад. Как он мог узнать меня?

Я всмотрелась в его лицо, стараясь понять, правду ли он говорил, и увидела искреннее недоумение.

— Борис и его сестра Грета были заключенными концлагеря Берген Бельсен. Он предупреждал меня о «Дикой Луне» сразу, как только обнаружили оленьи трупы. Когда я остановилась у них в последний раз, чтобы заправиться, Борис передал мне серебряный крест для защиты.

Я говорила прямо, без обиняков — игры закончились.