все уставились на Олега, который весьма напрягся от такого внимания. Надо думать, потому что именно Мельников, и об этом знали все, был самым ярым противником того Закона. И сейчас, наверно, ему было нелегко.

— Итак, многие поняли, что теперь жизнь в Башне будет строго разделена. Элита не должна смешиваться с низшими сословиями.

— То есть, как это? — переспросил Соколов. — В каком смысле — смешиваться?

— В самом прямом. Браки теперь могут заключаться только между людьми, принадлежащими к одному классу. Ну, разумеется, мы не будем настаивать, чтобы расторгались те, что уже случились. К сожалению. Тут придётся принять как данность, — Сергей бросил взгляд на Мельникова, тот едва заметно усмехнулся, понял, кого он имел ввиду. — Но с этого дня регистрацию актов гражданского состояния придётся взять под особый, усиленный контроль. И тут вам, Ирина Андреевна, снова предстоит вплотную поработать с сектором здравоохранения.

— А причём тут здравоохранение? — спросил Звягинцев, который всё больше и больше хмурился.

— Ну, помимо того, что брачующиеся должны принадлежать к одному классу, они ещё должны быть здоровы и способны к деторождению. Впрочем, тут мы тоже всё должны взять в свои руки. И я вам больше скажу — мною и сектором здравоохранения разработан проект «Оздоровление нации», который позволит нам контролировать процесс деторождения. Но об этом мы поговорим чуть позднее, когда доработаем все детали. Программа будет вводиться постепенно, а пока, в качестве временной меры будет создана особая служба, задачей которой станет контроль рождаемости, поскольку наша основная цель — здоровое потомство. Больные дети нам не нужны, у нас нет права распылять ресурсы, поддерживая жизнь недееспособных членов общества. То есть, если хотите, мы в некотором роде возвращаемся к истокам. К тому, что и так было задумано природой. К естественному отбору. Право на жизнь будут иметь только здоровые люди. И право на размножение тоже. Это усилит наш генофонд. Наше общество будет здоровым и сильным, и с каждым поколением человечество будет становиться всё лучше. А разве не в этом смысл эволюции?

Сергей обвёл всех торжествующим взглядом. Ему самому аргументы казались неоспоримыми.

— Теперь вы понимаете, какая великая цель стоит перед нами? — Сергей поднялся с кресла, его тихий голос окреп, стал звучать громче, весомее. — Наша цель — построить здоровое, сильное, крепкое общество. Создать лучший генофонд нации. Сформировать новую элиту. И мы все должны будем поработать. Ради всеобщего блага. Кто-то желает возразить?

Тишина послужила ему ответом. Разумеется, какие тут могут быть возражения. Его теория также проста, как и безупречна.

— Что ж, тогда не смею вас задерживать. Нам всем предстоит много работы. Завтра утром, в девять, я жду вас всех с подробными планами действий. Желаю вам удачи, господа.

Первым поднялся Звягинцев, не глядя ни на кого, он быстро покинул зал, почти сбежал. Сергей снова подумал, что со стариком надо что-то решать. Как что-то решать и с производственным сектором, замену Величко он пока не подобрал, не успел. Да и с самим Величко тоже не мешает разобраться. Энергетический сектор тоже провис, там нужен особый подход, к тому же, всё очень осложнено тем, что Руфимов сейчас заперт внизу. И, увы, Рябинин. Его несоответствие должности, неспособность принимать решения, становится слишком очевидным. Закрывать на это глаза в нынешних условиях опасно и может привести к полной катастрофе. Но Юра — свой. Свой, чёрт возьми, и это тоже важно.

— Серёжа, — тихо проговорил Рябинин, как будто поняв, что он сейчас думает о нём. — Мне что делать? Будут какие-то указания?

— А что, есть какие-то изменения? — нахмурился Сергей.

— Вроде бы нет. Мы их там закупорили, но больше ничего сделать не можем. Там всё хорошо укреплено, специально же разрабатывалось. Они там могут сидеть и обороняться достаточно долго, пока у них хватит продовольствия, ну и боеприпасов. Хотя именно с этим там как раз проблем нет.

— Хорошо, Юра, я тебя понял. Мне нужно подумать, а ты… ты держи меня в курсе всего.

Сергей рассеянно смотрел, как члены Совета покидают зал. Проблема, которую он задвинул на задний план, опять вышла вперёд, обозначилась чётко и выпукло. Пускать ситуацию на самотёк нельзя, значит, пришло время резко и решительно разрубить этот гордиев узел. Правда, похоже, сейчас ему потребуется помощь, и не просто помощь какого-то абстрактного человека, а помощь специалиста. Врача.

— Олег Станиславович, — Сергей окликнул Мельникова, который уже почти вышел за дверь. Тот обернулся. — Олег Станиславович. Задержитесь на минутку. У меня будет к вам одно деликатное дело…

* * *

— Ну что? — нетерпеливо спросил Сергей.

— Минутку, — Мельников, сидевший напротив Ники и уже минут десять задававший ей разные вопросы, стараясь её растормошить, но без видимого успеха, снова наклонился к девушке. — Ника, скажи мне, ты меня слышишь?

Сергей отвернулся, подошёл к окну. Ситуация грозила выйти из-под контроля. Он перевёл взгляд на стену, на портрет рыжей смеющейся женщины, с тонким, нежным лицом. Он её помнил, эту женщину. Лиза, жена Павла, мать Ники. Она умерла очень давно, почти сразу после принятия Закона Савельева. Какая-то там была странная история, вроде бы они с Павлом ждали второго ребёнка. Ходили всякие слухи о внезапной кончине жены Павла. Даже поговаривали, что новорожденный ребёнок попал под действие Закона, а сама Лиза сошла с ума от переживаний и покончила с собой. Павел никогда не говорил на эту тему. Сам Сергей в такие слухи не верил — Павел что, идиот, чтобы собственного ребёнка в расход пустить? Уж наверняка он мог спасти свою семью, вывести из-под удара. Возможности у него были. Но вот то, что его жена могла помешаться…

Он снова посмотрел на Нику. Похожа. Очень похожа. Внешне — так почти копия. А внутри? Интересно, сумасшествие может передаваться по наследству?

Мельников поднялся, отошёл от Ники. Неподвижно стоящий у двери Караев, следующий за Сергеем молчаливой и опасной тенью — Ставицкий даже стал уже привыкать к этому, — едва заметно подался вперёд.

— Что с ней? — Сергей невольно понизил голос.

— Я не знаю, Сергей Анатольевич, я не психиатр. Девочку надо показать профильному врачу, чтобы точно определить, что происходит.

— Нет, Олег Станиславович. Никому больше девочку показывать нельзя. Пойдут ненужные слухи… ну вы меня понимаете.

Мельников пожал плечами.