– Показания? – еще больше перепугалась девушка. – Какие показания? Я же ничего не знаю!

– Да вы не бойтесь, Олеся, это совсем не страшно. Просто для следствия и установления истины по делу очень важен тот факт, что одна девушка купила точно такую же одежду, обувь и очки, как другая. Понимаете? Вас будут спрашивать только об этом. Ну, может быть, если мне повезет, вас еще попросят опознать двух девушек из тех трех. Сможете?

Олеся поколебалась, потом тряхнула головой и кивнула.

– Смогу, я их вспомнила. А почему двух, а не трех?

– Потому что одна их них погибла, – вполголоса сообщил Виталий. – Ведется следствие.

Олеся вздрогнула и изменилась в лице.

– Ой, ужас какой! А которая погибла? Та, что на фотографии? Или та, что на другой день приходила?

– Третья, – коротко ответил адвокат. – А та, что на фотографии, как раз арестована по подозрению в убийстве. Так вы согласны подписать свои показания?

– Да-да, разумеется. Только мне из зала уходить нельзя, напарница заболела, я сегодня одна работаю. Так что давайте где-нибудь здесь устроимся, покупателей все равно пока нет.

Она показала на два стоящих рядом низких кресла, предназначенных для примерки обуви. Кирган уселся, достал папку, вытащил бланк и приготовился начать опрос. Олеся устроилась рядом, сложив руки на коленках, как примерная ученица.

– У вас всегда так мало покупателей? – спросил он, заполняя шапку бланка.

– Обычно – да, – кивнула девушка. – У нас спокойно. Цены, сами понимаете…

Он понимал. Записать показания Олеси Кривенковой удалось быстро и без единого перерыва. На обратном пути, в машине, Кирган думал о том, что в деле сестер Аверкиных есть какая-то подстава. Но какова цель? Ведь деньги, все до копеечки, найдены у Наташи, значит, у убийцы не было корыстного мотива. А если мотив не корыстный, тогда какой? Чем кому-то могла помешать обыкновенная медсестра из больницы? Что есть в ее биографии такого, что могло бы пролить свет на эту более чем странную историю? Единственные более или менее значимые события в жизни Натальи Аверкиной – это отъезд матери десять лет назад, замужество и развод, больше ничем жизненный путь этой тихой забитой девочки не отмечен. Могла мать быть причастной к преступлению? Крайне маловероятно, ведь в итоге одна дочь убита, другая под следствием. Правда, если Наташа будет признана виновной, то деньги, оставшиеся от полученного Катей наследства, достанутся матери. Вот и мотив, и как раз корыстный. Но что-то уж больно… Нет, не катит. Мать о наследстве не знала. И чтобы провернуть такую авантюру с убийством одной дочери и подбрасыванием улик в отношении другой, нужно быть, во-первых, в здравом рассудке и, во-вторых, при деньгах. Ни того, ни другого у матери Аверкиных, судя по всему, нет и не было. Значит, эта версия отпадает. Замужество и развод? Ревность? Сожаления об оставленной бывшей жене квартире? Может быть. Но! Наташа рассказывала, что ее бывший муж вполне устроен, ему удалось поднять на ноги собственный бизнес, он обзавелся новым жильем, вскоре после развода женился, и у него уже родились близнецы. У Наташи сложились очень теплые отношения с его родителями, они часто перезванивались, и обо всех переменах в жизни экс-супруга она узнавала сразу же. Врет? Может быть. Надо проверить.

Надежда Игоревна Рыженко уже который час составляла обвинительное заключение по уголовному делу. Заключение большое, дело многоэпизодное, она писала его далеко не первый день, и от одних и тех же без конца повторяющихся фамилий ее уже тошнило. Услышав стук в дверь, Надежда Игоревна поймала себя на мгновенной радости: хоть какой-то повод отвлечься от надоевшего до смерти документа. Но радость оказалась преждевременной. На пороге возник адвокат Кирган.

Она его почти ненавидела. Да нет, наверное, даже и не «почти». Просто ненавидела. Как только он входил, у нее внутри все сжималось и леденело, и откуда-то снизу начинала наползать густая вязкая чернота, в которой Надежда Игоревна боялась захлебнуться. Потому что каждое его появление напоминало ей о тех страшных днях прошлого года, когда при исполнении задания погиб ее муж, оперативник, работавший на Петровке. Она тогда плохо соображала, после похорон никак не могла отойти от шока, начальник предложил все ее дела передать другому следователю на то время, пока она будет восстанавливаться, но Надежда Игоревна отказалась и через четыре дня вернулась к работе, потому что не могла находиться дома, где все напоминало о муже: его вещи, его запах. Она с трудом сосредоточивалась на служебных обязанностях, совершала много ошибок, но не критичных, а мелких, не влияющих на общий ход следствия. Зато адвокат Кирган, защитник одного из обвиняемых по делу скинхедов, этими ошибками воспользовался для дискредитации некоторых материалов следствия и признания ряда доказательств недопустимыми. В итоге подзащитный Киргана был оправдан, а ей пришлось выслушивать нелицеприятную критику от вышестоящих начальников за некачественно проведенное предварительное расследование.

И теперь Надежде Игоревне было неприятно смотреть на этого адвоката, ей казалось, что он – человек, который может нанести удар в спину. Она даже не могла заставить себя произнести его имя, обращалась к нему безлично и надменно-официально: господин адвокат. Она понимала, что, вероятно, не совсем права в своей ненависти, потому что Кирган ведь ничего не выдумал и не сфальсифицировал, он просто воспользовался теми промахами, которые она действительно допустила. Но промахи-то были вызваны такими обстоятельствами… В общем, ей казалось, что адвокат поступил не этично, не по-человечески, ведь он знал, в каком она состоянии. А в результате убийца, в виновности которого у следствия не было и нет никаких сомнений, остался на свободе.

Ну, и с чем он явился сегодня? А, с ходатайством о допросе какой-то продавщицы! Ну что ж, в изобретательности ему не откажешь.

– Я совершенно не понимаю, какое отношение к делу имеет покупка одежды для подследственной, – сухо проговорила она, ознакомившись с ходатайством и приложенным протоколом. – Считайте, что я приняла решение на месте: в удовлетворении ходатайства отказать. О своем решении в письменном виде я вас уведомлю позже.

«Может, я вредничаю? – честно спросила сама себя Надежда Игоревна. – Может быть, банально и пошло свожу с ним счеты? Да нет, все доказательства говорят о том, что сестру убила именно Наталья Аверкина, и свидетели ее опознали без колебаний, и одежду эту, к слову сказать, тоже опознали. И деньги у нее нашли, и следы рук погибшей на этих деньгах тоже есть, то есть нет никаких сомнений в том, что Наталья Аверкина хранила у себя дома именно деньги погибшей сестры. Ну какие еще доказательства нужны? Глупость сплошная. А то, что на пакете с деньгами арестованная своих потожировых следов не оставила, ни о чем не говорит. Аверкина, конечно, глупая, но не настолько, чтобы хвататься за пакет голыми руками. Сейчас все грамотные, все книжки читают и телевизор смотрят. Конечно, тактика адвоката мне понятна, должен же он отрабатывать свои деньги, вот и пишет одно ходатайство за другим, чтобы клиент знал: адвокат не сидит без дела, старается, работает. Вон сколько ходатайств написал, а то, что они не удовлетворяются, так это следователь сволочь. Еще, того и гляди, начнет судье жалобы на меня строчить, чтобы пыль в глаза клиенту пустить».