— Это потому, что даже книга не осмеливается назвать эти ужасы, прошептал Альберт.

Закрыв глаза, он попытался спрятаться от образов мрака, но под веками те предстали с такой живостью и яркостью, что Альберт решил: уж лучше на Мора смотреть…

— Хорошо, — сказал он, — есть одно заклинание. Оно замедляет течение времени в отдельно взятой небольшой области. Я напишу руны, но тебе придется найти волшебника, который произнесет его.

— Я сам могу это сделать. Языком, похожим на большой увядший лепесток, Альберт облизал пересохшие губы.

— Однако всему есть цена, — добавил он. — Сначала тебе придется исполнить Обязанности.

— Изабель? — произнес Мор. Она заглянула в раскрытую перед ней книгу.

— Он говорит серьезно, — ответила она." — Если ты не исполнишь этого, то все пойдет наперекосяк, и он все равно выпадет обратно во Время.

Все трое обратили взгляды на огромные часы, нависающие над дверным проемом, подобно гигантской сове, раскинувшей грозные крылья. Острый маятник медленно раскачивался, распиливая время на мелкие кусочки.

Мор застонал:

— Времени не хватает! Я просто не успею.

— Старый хозяин нашел бы время, — прокомментировал Альберт.

Мор выдернул лезвие из косяка и бешено, но бесплодно потряс им перед носом Альберта. Тот отклонился.

— Тогда давай, пиши заклинание! — закричал Мор. — Да поторапливайся!

Резко развернувшись на каблуках, он величественно прошествовал в кабинет Смерти. В углу располагался большой бронзовый диск мира, выполненный во всех деталях, вплоть до отлитых из серебра слонов на спине Великого А'Туина. Главные реки были представлены нефритовыми венами, пустыни бриллиантовой крошкой, а самые выдающиеся города помечены драгоценными камнями; Анк-Морпорк, к примеру, обозначался карбункулом.

Резким движением поставив часы на места приблизительного местонахождения их хозяев, он рухнул в кресло Смерти и сверкающим взором воззрился на жизнеизмерители, словно подталкивая их друг к другу. Кресло тихонько поскрипывало, пока он ворочался из стороны в сторону, сердито взирая на крошечный Плоский мир.

Через некоторое время, негромко ступая, вошла Изабель.

— Альберт записал заклинание, — тихо сообщила она. — Я сверилась с книгой. Он не обманывает. Сейчас он ушел и заперся в своей комнате…

— Посмотри-ка на эту парочку I Нет, ты только посмотри на них!

— Мне кажется, тебе надо немного успокоиться, Мор.

— Как я могу успокоиться, когда, смотри, первый находится чуть ли не в самом Великом Нефе, а этот — в Бес Пеларгике. И я еще должен успеть вернуться в Сто Лат. Как ни крути, это путешествие в десять тысяч миль. Нет, ничего не выйдет.

— Уверена, ты найдешь решение. И я помогу тебе.

В первый раз за все время беседы он посмотрел на нее: она была одета в несуразное выходное пальто с большим меховым воротником.

— Ты? Что ты можешь сделать?

— Бинки с легкостью понесет двоих, — кротко произнесла Изабель.

Неопределенным жестом она помахала в воздухе бумажным пакетом. — Я упаковала нам кое-какую еду. Я могла бы… держать двери открытыми и все такое.

Мор невесело рассмеялся.

— ЭТО НЕ ПОНАДОБИТСЯ.

— Прекрати говорить таким тоном.

— Я не принимаю пассажиров. Ты задержишь меня.

Изабель вздохнула.

— Слушай, давай посмотрим на это следующим образом. Притворимся, что мы с тобой поспорили и я выиграла. А вообще, вдруг ты обнаружишь, что Бинки не так уж и рвется отправляться без меня? Ты не представляешь, сколько сахара я ей скормила за долгие годы. Ну как, мы идем?

* * *

Альберт сидел на своей узкой кровати, гневно уставившись в стену.

Услышав цокот копыт, резко оборвавшийся, когда Бинки взмыла в воздух, он пробурчал что-то себе под нос.

Прошло двадцать минут. Сменяя одно другое, выражения скользили по лицу старого волшебника, как тени облаков по склону холма. Время от времени он шептал про себя что-нибудь вроде «Я говорил им», «Никогда не стал бы участвовать в подобной авантюре» или «Надо поставить в известность хозяина».

В конце концов он, по-видимому, пришел к некому согласию с самим собой, осторожно опустился на колени и выдвинул из-под кровати старый, видавший виды сундук. С трудом подняв крышку, он развернул насквозь пропылившуюся серую мантию, с которой на пол посыпались яйца моли и потускневшие блестки.

Вытащив мантию, он стряхнул самые тяжелые наслоения пыли и вновь заполз под кровать. Некоторое время оттуда доносились сдавленные, но с чувством произносимые проклятия, да время от времени — стук фарфора. Наконец Альберт появился снова, держа в руке посох, рукоять которого торчала где-то у него над макушкой.

Это волшебное орудие было толще всякого нормального посоха — главным образом из-за затейливой резьбы, покрывавшей его сверху донизу. Фактически линии казались довольно неразборчивыми, но производили впечатление, что если вы разглядите их лучше, то сильно пожалеете.

Альберт еще раз отряхнулся и принялся критически изучать собственное отражение в зеркале умывальника.

Затем произнес:

— Шляпа. Нет шляпы. Для волшебства нужна шляпа. Проклятие.

Громко топая, он покинул комнату и вернулся через пятнадцать насыщенных минут. Результаты бешеной деятельности, которую он развил в течение этого сравнительно небольшого промежутка времени, включали в себя круглую дыру, вырезанную в ковре в спальне Мора, серебряную бумагу, извлеченную из-за зеркала в комнате Изабель, нитку и иголку из ящика под кухонной раковиной и несколько блесток, завалявшихся на дне сундука для плаща. Конечный результат был не так хорош, как Альберту того хотелось бы, к тому же имел явную тенденцию сползать на один глаз, но был черного цвета, сверкал звездами и луной и провозглашал своего обладателя, без каких-либо сомнений, волшебником — хотя, возможно, впавшим в отчаяние.

Впервые за две тысячи лет Альберт чувствовал себя должным образом одетым. Это чувство привело его в замешательство и заставило задуматься еще на секунду, прежде чем отпихнуть ногой истрепанный коврик у кровати и нарисовать посохом окружность на полу.

Скользя над поверхностью пола, наконечник посоха оставлял сияющий след октарина, восьмого цвета спектра, цвета магии, пигмента воображения.

Обозначив на окружности восемь точек, Альберт соединил их, образовав октограмму. Комната начала наполняться низким пульсирующим звуком.

Альберто Малих шагнул в центр октограммы и вознес посох над головой. Он чувствовал, как магический посох просыпается, ощущал покалывание медленно воскресающей силы. Так, неторопливо и осмотрительно, встает пробудившийся ото сна тигр. Всколыхнулись и ветром пронеслись по опутанным паутиной чердакам памяти Альберто старые воспоминания о могуществе и волшебстве.