Уварова не вызывали на допрос трое суток, на что были свои причины: к продолжению разговора надо было как следует подготовиться. Границу с Финляндией в те дни переходило много людей: намытарившиеся и изуверившиеся во всем солдаты и офицеры пробивались домой. На этот раз случай был иной.

Вторично Микки допрашивали в том же кабинете. Те же чекисты. Все остальное было не так, как три дня назад.

– Мы дали вам время подумать, – холодно, не тратя времени, сказал Комаров. – Соблаговолите сообщить свое настоящее имя, род занятий и прочее.

– Я вижу, мне лучше вообще молчать. Все равно вы ничему не поверите.

Комаров тем временем извлек из папки бумажный лоскут:

– Вот записка, найденная при вас.

– Я уже объяснял…

– Довольно лгать! – поморщился Комаров. – Три месяца назад границу перешел еще один человек. И точно с такой же запиской. – Он взял из папки еще одну бумажку, поднес обе к глазам Микки: – Тот же текст. И та же рука. Не правда ли?

– И что из того? – стоял на своем Микки. – Мог же добрый человек Петер Вайконен проявить сострадание и еще к кому-то!

– Странная избирательность! Этот ваш знакомый проявляет заботу почему-то только о деникинских офицерах!

Микки подумалось, что чекисты заготовили еще какие-то козыри, но пока не выкладывают их, ждут. Чего? Надеются на его благоразумие, на откровенное признание? Но это бессмысленно: весь цивилизованный мир знает, что живыми из Чека не выходят!

– А у вас не возникало мысли, что вы меня с кем-то путаете? – исподлобья глядя на Комарова, спросил Микки.

– С кем же вас можно спутать, любезнейший граф Михаил Андреевич Уваров? – с обезоруживающей простотой спросил Отто. – Вот в этой папке – десятки фотографий: выпускники петербургских военных училищ разных лет. Посмотрим фото выпускников Михайловского училища за шестнадцатый год…

Микки махнул рукой:

– Хватит! Этого, полагаю, достаточно. Расстреливайте!

– Ну, так уж сразу… – не смог не улыбнуться Отто. – По-моему, вам это не грозит. Вы ведь младшим адъютантом при Ковалевском состояли?

– Да. Потом – недолго – при бароне Врангеле. Больше ни на один из ваших вопросов я отвечать не буду! – И непримиримо выкрикнул: – Я не боюсь вас! Понятно? Не боюсь!

– А вот кричать не надо, – сказал Комаров. – Поговорим без протокола. Мы располагаем вашим послужным списком. Но видите ли, Михаил Андреевич, бороться всеми доступными средствами с врагами мы вынуждены, это так. Но, заметьте, бороться – не мстить!

Уваров постепенно приходил в себя. Криво усмехнулся:

– Складывается впечатление, будто вы в чекисты меня зовете. Может, и в большевики заодно запишете?

– Тут вы, положим, лишку хватили, – без какой-либо иронии сказал Комаров. – Впрочем, я понял, что вы пошутили. От волнения – неудачно. Нет, Михаил Андреевич, никто вас в нашу веру обращать не собирается. Оставайтесь иноверцем. – Комаров задумчиво помолчал. – Догадываюсь, о чем вы думаете сейчас: им, мол, надо выяснить, куда и с каким заданием я шел, вот они и краснобайствуют, жизнь мне и справедливость обещают… Но я не случайно упомянул, что мы располагаем вашим послужным списком. По имеющимся данным, в чинимых белогвардейцами злодеяниях вы не замешаны. И это главное. Иначе мы поостереглись бы обещать вам жизнь, да и весь наш разговор шел бы иначе… Единственно, чего в толк не возьму: что вас связывает с контрразведкой? Вы ведь от нее шли сюда…

– Ни одного дня в контрразведке не служил! – твердо чеканя каждое слово, сказал Микки. – Ни дня!

– Положим, я вам верю. А дальше? Не скажете же вы, что разочаровались в белом деле и решили вернуться в Петроград, домой. Тем более что никого из ваших близких в Петрограде давно нет. Мы говорим без протокола, так сказать, неофициально. Думать, что колесо истории повернется вспять, бессмысленно – мы, большевики, в России не временные гости. Или вы надеетесь на другое?

– Я уже вообще ни на что не надеюсь! – буркнул Микки.

– А вот это напрасно. В конце концов, какие ваши годы! Сейчас вам, конечно, тяжело, понимаю… Но давайте рассуждать здраво. Белой идеей вы не одержимы, нет: иначе б давно ушли из штаба на фронт, в окопы.

– А если я просто трус?

– Маловероятно. Тогда бы вы не согласились идти к нам с трудным заданием.

– Почему – трудным? – спросил Микки.

– Потому что за пустяками в лагерь противника не ходят. С этим вы, надеюсь, согласны?

– В таком случае разочарую и я вас. Никаких заданий мне не поручалось. Я выполняю просьбу, которая не заключает в себе ничего преступного.

Комаров закурил, отогнал от лица клубы дыма.

– Михаил Андреевич, я склонен поверить вам. Но подумайте сами: что будет, если мы начнем верить каждому задержанному человеку на слово? Вам придется рассказать, что это за просьба. Другого выхода нет.

Микки понимал: это действительно так. Он сам себя загнал в угол, из которого без полной откровенности не выбраться.

– Спрашивайте, что вас интересует.

– Начнем сначала: что за просьба, чья, кому предназначалась записка?.. И разумеется, адреса. – Комаров развел руками. – Никуда не денешься, Михаил Андреевич: мы должны будем проверить вашу искренность.

– Адрес один – Петроград. – Михаил облизал вдруг пересохшие губы. – Здесь, в Петрограде, я должен был вручить сторожу дровяного склада на Мальцевском рынке ту самую записку, которая вас так интересует.

– Она зашифрована? – уточнил Отто.

– Нет. Записка написана собственноручно бароном Петром Николаевичем Врангелем.

– Врангелем?! – изумленно переспросил Комаров.

– Да… – Микки вдруг почувствовал себя отступником и, ужаснувшись, продолжил с вызовом: – Да! Человеком, которого я люблю и уважаю с детства. Когда он попросил меня отправиться в Петроград, я не испытывал колебаний. Меня вообще многое с Петром Николаевичем связывает. Его матушка Мария Дмитриевна меня крестила. Мальчишкой я часто бывал в их доме.

– Погодите, – остановил его Отто. – Вы так разгорячились, будто вам ставятся в вину ваши симпатии к Врангелю. А нас совсем другое удивляет: с чего бы это Врангель стал затевать переписку с каким-то ночным сторожем?

– В жизни случаются всякие метаморфозы, – усмехнулся Микки. – Этот ночной сторож – бывший флигель-адъютант его императорского величества Николая Второго генерал Евгений Александрович Казаков. Думаю, он стал сторожем не от любви к этой профессии, но по нужде.

– Так-так! Оч-чень интересно! – сказал Комаров. – Почему флигель-адъютант переквалифицировался в ночные сторожа, вопрос более сложный, чем вам кажется… Но почему Врангель обращается именно к нему?

– Генерал Казаков знает, как разыскать в Петрограде Марию Дмитриевну Врангель, мать барона. Но мы с ним незнакомы. Поэтому Петр Николаевич и написал так. Генерал Казаков знает его руку.