Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На башне часовой с биноклем напряженно всматривался в даль. Последние сто ярдов Натану Ли казалось, что тот глядит ему прямо в глаза. Но когда он подъехал и часовой ничего не сказал, Натан Ли оглянулся и увидел ястреба, парящего в утреннем небе. Солдат неотрывно следил за птицей.
Натан Ли спешился и привязал лошадь, кобылу аппалусской породы, чтобы та пощипала травки. Он мало смыслил в лошадях, но они понемногу привыкали друг к другу. Аппалуса любила овес — это он знал точно, но мешок был почти пуст. К его облегчению, травке она, похоже, обрадовалась.
Один из часовых, тощий паренек с мышиного цвета усами, провел его мимо танка. Через площадь они подошли к одноэтажному дому, где квартировали офицеры, и Натан Ли отдал свою медицинскую книжку с данными анализов крови и документы. Часовой велел ему оставаться снаружи, дожидаясь, пока врача поднимут с постели.
Натан Ли закатал рукав, чтобы сделали инъекцию. Его предплечье было уже настолько исколото, будто он выбрался из героинового притона.
— Хочешь сесть? — спросил солдат, кивнув на шезлонг.
Натан Ли отказался, но поблагодарил его.
— Это седло меня доконает.
— Классная лошадка, — похвалил парень.
Перед старой церковью раскинулось маленькое кладбище. На церемониальной киве[48]висела табличка «Вход запрещен». Вдоль косяков дверей краснели нити перцев последнего урожая. Пуэбло ушли, забрав даже собак.
— А куда все исчезли? — спросил Натан Ли.
— Словно испарились, как нас увидели. — Паренек показал на запад. — Каньон Чако. Это у них что-то вроде священного места. Большинство индейцев решили там переждать, пока все уляжется. Кое-кто из них вроде нашел работу в лабораториях.
Сделав привал ночью, Натан Ли видел город. Далеко-далеко над долиной сверкали его огни. Во всей Америке лишь в Лос-Аламос стабильно подавалось электричество. Правда, у солдат его не было. На других КПП он узнал, что к солдатским пайкам полагался химпакет для приготовления горячей пищи. А грелись солдаты Третьего разведывательного батальона сосновыми дровами. Тянуло ароматным дымком.
Было начало июля. Пушка огромного танка целила в безлюдную пустыню. Единственным их врагом было время. Кто-то поставил маленькие черные горшочки с пустынными многолетниками на броню танка. Цветы кактуса были желтыми. В тиши заливались луговые жаворонки.
Обстановка расслабленности и покоя сбивала с толку Натана Ли. Последние несколько дней с каждой преодоленной милей он чувствовал себя легче, шел быстрее, без особой опаски. Ощущение это постепенно нарастало, и только нынешним утром он впервые забеспокоился, что его чувство самосохранения уснуло. Слишком много пространства и бед осталось за спиной, чтобы поверить в счастливый конец. Очень важно, говорил он себе, быть в постоянной готовности к худшему. А если Окс переехал? Что, если он здесь вообще не появлялся? Как тогда искать Грейс?
Пока он ждал, с вершины холма внезапно сорвалась птичья стайка — черные точки в огромном небе. Натану Ли не приходилось бывать в Лос-Аламосе, и сейчас он видел, как сама география поспособствовала здесь режиму строгой секретности. Из долины к вершине плато вела единственная дорога: четырехполосная лента вплеталась в крутые склоны пестрых утесов. Меж тонких «пальцев» столовой горы забраться наверх можно — вот только вряд ли удастся сделать это незаметно. На языке военных — господствующая высота.
Через минуту его слуха достигли мощные пульсации вертолетных лопастей. Черные точки оказались не стаей птиц. Шесть вертолетов в рассыпном строю проследовали к северу.
— Охраняем мир и порядок? — спросил он солдата.
— Чистильщики, — ответил тот. — Пошли в города. Охотятся на яйцеголовых.
— Кто это?
Солдат покрутил рукой над головой.
— Ну, эти, безбашенные. Ученые.
Натан Ли не понял: то ли вертолеты разыскивали ученых в отдаленных городах, то ли собирали для них материал. Подошел врач с набором своих инструментов и сделал укол. Вскоре Натану Ли вернули подписанные и проштампованные документы, включая медицинскую книжку. Он прошел мимо танка с его маленьким садом, сел на лошадь и продолжил путь по шоссе 502.
Совсем скоро показался мост через Рио-Гранде. Стремительный поток приобрел шоколадный цвет из-за талых вод поздней весны. Отсюда он напоминал ползущую внизу огромную грязную змею. И Натану Ли вдруг почудилось, будто река уносит все его тревоги и страхи. Он ощутил прилив сил.
— Да не занимаюсь я вновь прибывшими, — сказала Миранда капитану.
— Это вам, — настаивал капитан.
В руках он держал картонную коробку. Капитан был зуни[49]лет шестидесяти. Военно-морской отставник с длинными волосами — густыми и седыми. Он отвечал за безопасность всей технической зоны номер три, но после возвращения клонов под опеку Миранды перенес свой кабинет в полуподвал «Альфы». Теперь им приходилось частенько видеться. От этих встреч становилось спокойно на душе: Миранда не предполагала, что найдет в капитане доброго друга.
— Мне некогда, — сказала она.
— Это передали вам.
— Ну, давайте, — вздохнула она.
Миранда запустила руку в коробку, и пальцы сомкнулись на лежавшем сверху письме, пахнувшем дымком сосновых поленьев, когда она развернула его.
— Остатки вашей смитсоновской партии. Довезли прошлой ночью. Как будто. — Последние слова он произнес нараспев.
Миранда взглянула на текст. Бланк Смитсоновского института. Письмо датировано двумя месяцами ранее. «Согласно Вашему запросу… нижеперечисленные тринадцать (13) позиций из смитсоновских коллекций». Миранда пробежалась пальцем вниз по списку: девять реликвий, три фрагмента костей и пузырек для сбора слез.
— А почему «как будто»? — спросила она.
— Человек сказал, что по дороге сюда одну коробку закопал.
— Какой человек?
— Курьер. Вроде бы врач.
Миранда вздохнула. Капитан этим утром был в образе Энди из Мэйберри[50]. Так он не вел себя ни с кем другим, подметила она. Он, наверное, полагал, что в его обязанности входит иногда вытягивать ее из омута собственных мыслей. Ей даже не нужно было мириться с этим — Миранда просто обитала в ином измерении, позарез занятая не только делами лаборатории, но и всего комплекса. Она остро ощущала, что все науки переплетены, как нити паутины, и была готова ухватиться за малейший шанс на исцеление. Это означало постоянную бдительность. Вот капитан и решил, что ее надо чуток остудить.