– Что ты сделал?

– Записался добровольцем.

– На военную службу?

– В духовной семинарии мне бы все равно отказали, – пожал он плечами. – Я хочу принести пользу своей стране. Пора перестать крутиться как белка в колесе и сделать в жизни то, что по-настоящему имеет значение.

– Ты записался в армию! – Чичи была впечатлена.

– Не в армию, во флот. Ты всегда говорила, что в океане есть что-то особенное. И я думаю, ты права. Там я найду все ответы. – Тони наклонился к ее уху и прошептал: – По-моему, мне нужен океан.

– Кьяра? – Джим положил руки на плечи Чичи.

– Ты называешь ее Кьяра? – удивился Тони. – Подумать только.

– Это прелестное имя, – улыбнулся Джим.

– Конечно, – согласился Тони, смахивая крошки с лацкана Джима.

Чичи подняла взгляд на Джима.

– Тони только что сказал мне, что записался во флот.

– Правда? – Джим протянул ему руку для рукопожатия. – А я в военной авиации.

– Думаю, мы сумеем выиграть эту заварушку, а?

– А куда мы денемся!

– Правда. Иначе знакомый нам мир перестанет существовать. А скажи мне, Джим, чем ты зарабатываешь на жизнь?

– Моя семья занимается грузоперевозками.

– И куда вы возите грузы? В Калифорнию? Техас?

– Нет, мы держимся Восточного побережья. Нью-Йорк, Пенсильвания, Коннектикут.

– Приятные места. Я выступал в горах Поконо. Там в лесах прекрасные отели. Например, гостиница «Маунт Эйри».

– Да, отличные.

Кузина Джузи прорвалась сквозь группу гостей и присоединилась к ним. Она только что заново припудрила лицо и подкрасила губы бордовой помадой. Это сочетание делало ее лицо похожим на портрет гуашью – сухой, но яркий.

– Саверио, ты потанцевал с каждой дамой на этой свадьбе, кроме меня, – пожаловалась она.

– С удовольствием, кузина Джузи. Кьяра, Джим, с вашего позволения.

Тони повел Джузи на танцпол. Садоводческий клуб Си-Айла в полном составе собрался вокруг них в кружок. Как член этого клуба Джузи поделилась кузеном с остальными, и в процессе этого своеобразного коллективного танца каждая дама из клуба прошла круг с певцом.

Чичи последовала за Джимом на танцпол. Он обнял ее, и они поплыли по павильону, сливаясь с ритмом и обгоняя время – по крайней мере, так им тогда казалось.

Джим обернул шелковый палантин Чичи вокруг ее плеч, и они вышли на ночной воздух. Последние гости рассаживались по своим автомобилям. Одни дамы бережно несли салфетки с кусочками свадебного торта, другие забирали с собой цветочные композиции с помоста, а третьи держали завернутые в кружевные салфеточки горсти печенья – остатки с подносов, – чтобы перекусить по дороге домой.

Стайка поклонниц Тони Армы собралась вокруг его взятого напрокат седана, в котором ему предстояло вернуться в Нью-Йорк. Отполированный, как лаковая туфля, черный четырехдверный «бьюик» влажно поблескивал в свете уличных фонарей. Поставив ногу на подножку автомобиля и опираясь на открытую дверь, Тони, в лихо сдвинутой на один глаз фетровой шляпе, развлекал слушательниц последней на этот вечер историей из гастрольной жизни. Он снял с шеи развязанный галстук, свернул его улиткой, положил в карман и расстегнул верхнюю пуговицу парадной рубашки.

Чичи и Джим остановились.

– Спокойной ночи, Тони! – крикнула Чичи.

– Спокойной ночи, Чич. То есть Кьяра, – отозвался Тони. – Приятно было познакомиться, Дон.

Чичи хотела было поправить его, но Джим ее остановил.

– Не имеет значения, – тихо сказал он.

Джим проводил Чичи до крыльца ее дома, где под фонарем выписывала восьмерки ночная бабочка.

– Спасибо за еще один чудесный вечер, – подняла на него глаза Чичи.

– Было весело.

– Хочется думать.

– А ты разве не заметила?

Чичи взяла его под руку.

– С Тони вышло немного неловко, – призналась она.

– Он и вел себя немного неловко, Кьяра.

– Мне кажется, он почувствовал себя неуверенно рядом с тобой.

– Но почему? У него не было никаких причин – разве что ты ему нравишься, конечно.

– Мы просто друзья. И работаем вместе.

– Мне кажется, ему хочется большего, – сказал Джим.

– Меня он не интересует.

– Ты уверена?

– Мне его жалко.

Джим взял Чичи за руку. Они сели на диван-качалку на крыльце.

– Жалость – вещь опасная, – доверительно проговорил он. – Когда жалеешь человека, это дает ему определенную власть над тобой. Он знает, что ты относишься к нему со снисхождением и потому ему сойдет с рук то, чего спускать нельзя.

– Он просто мой друг, а вовсе не мой парень. С ним рядом всегда есть женщина.

– Но ни одна не задерживается.

– Ну да, но это потому, что он не хранит им верность.

– Будь осторожна. Ты самая умная девушка из всех, кого я знаю. Не позволяй ему тебя одурачить.

– Хорошо.

– Если бы время сейчас было другое и мне было что тебе предложить, я бы это сделал. Но у меня ничего нет. Я ухожу в армию и не знаю, что меня ждет. Многие мои друзья скоропалительно женятся, но сам я не стал бы так поступать с женщиной, которой признался в любви. Я не стал бы так поступать с тобой.

– Понимаю и ценю это.

– Я считаю, что делать так неправильно. Если чувство настоящее, оно дождется нас по ту сторону этого испытания. – Джим встал и поднял Чичи за руки.

И поцеловал ее.

– Твое имя – Кьяра, и Кьяра[64] – это ты. «Чичи» похоже на название приправы, то, что добавляешь в самом конце. А для меня ты – всё.

Толкнув дверь-вертушку, Чичи вошла в здание агентства по работе с талантами Уильяма Морриса на Шестой авеню в Нью-Йорке. Она поднялась лифтом на шестой этаж, надеясь, что к тому времени, когда двери лифта откроются в светло-зеленый вестибюль с бежевым диваном и столиком орехового дерева, она успеет принять решение, – или, быть может, его примет за нее импресарио.

Секретарша провела Чичи в офис Ли Боумэн, тесноватый, но со вкусом обставленный и даже наделенный окном. За спиной Ли глянцевые черно-белые фотокарточки всех музыкантов, которых она представляла, складывались в причудливый коллаж в стиле ар-деко. Чичи села на стул и сняла перчатки.

– Чичи, ты выглядишь как сама Венера. Судя по всему, гастроли тебя совсем не утомили. Свежа, будто полевой мак.