— Дастин в последние годы был для меня своего рода спасательным кругом. Он не только прекрасный брат, но и лучший из друзей.

— Счастливец. Стоит пожертвовать многим рада таких проникнутых любовью отношений.

Печаль в ее голосе нарушила обычную сдержанность Трентона, у него неожиданно возникло желание ее утешить.

— Мне кажется, Тереза предана тебе, словно родная мать.

При упоминании имени Терезы на губах Арканы появилась нежная улыбка.

— Да, предана. Я ей ужасно благодарна… Она дарит мне не только любовь, но и помогает сохранять душевное равновесие. — Ариана бросила на Трентона озорной взгляд. — Возможно, ты не заметил, но я порой теряю ощущение реальности.

— Разве? Как странно, — в том же тоне отозвался Трентон. — Когда же это происходит? Когда ты гоняешься за птицами?

— Или за фантазиями, манящими меня. — Она обхватила колени руками. — Порой мечты предпочтительнее реальности.

Он тотчас же стал серьезным.

— Неужели твоя жизнь была такой трудной?

— О нет. Не трудной. Мне позволяли жить так, как я хочу, не предъявляя почти никаких требований. — Ариана подняла горсть песка и принялась медленно просеивать его, пока говорила, вспоминая детство. И оно, словно поток песчинок, просыпалось между пальцев. — Думаю, мне всегда хотелось чего-то явно своего, что помогло бы утвердить мою индивидуальность. После смерти мамы и папы меня как будто понесло течением. Бакстер и Ванесса были уже почти взрослыми. Их жизненный путь определился. Бакстер — блестящий бизнесмен, которому предстояло управлять имуществом Колдуэллов. Ванесса стала красавицей, признанной в обществе образцом изящества и обаяния. А я? Я не отличалась ни блестящим умом, ни красотой, короче говоря, была вполне заурядной, и мне следовало самой найти для себя надлежащее место в жизни. Я так и сделала, когда стала старше. Я открыла для себя красоты природы и никогда не жалела об этом.

С философским спокойствием пожав плечами, она повернулась к Трентону, и ее ошеломило выражение сдерживаемой ярости на его лице. Она внезапно поняла значение своих слов.

— Извини, Трентон. Я не хотела заводить разговор о Ванессе.

— Как ты можешь так думать? — сердито перебил Трентон.

— Как думать?

— Что ты посредственность, что твои брат и сестра были выше тебя и достойны зависти. Боже, Ариана, неужели ты не знаешь правды? Твой блистательный брат не сделал ничего лучшего, кроме как промотал семейное состояние, — выпалил Трентон, прежде чем успел обдумать свои слова.

— Он не хотел. Это только потому…

— А что касается Ванессы… — Слова срывались с губ Трентона, словно сами по себе. — Да, твоя сестра было ослепительно красивой женщиной, но и только. Твоя красота гораздо живее, ярче. Неужели ты сама не видишь? — Он в изумлении покачал головой. — Ты и вправду не видишь? Ты совершенно не осознаешь, какая ты невероятно красивая, какая умная, какая непохожая на других? Черт побери, Ариана, в тебе нет ничего посредственного!

— Не надо, Трентон. — Ариана решительно поднялась и повернулась к нему спиной. — Не лги мне. Я могу смириться с твоими тайнами, но не вынесу твою ложь. Я прекрасно знаю, что собой представляю, и не могу сравниться ни с Бакстером, ни с Ванессой. Я недостаточно практична, чтобы можно было считать меня умной… Постоянно витаю в облаках. И хотя я довольно приятна на вид, но никогда не смогу сравниться по красоте с Ванессой. Так что давай не будем притворяться.

Трентон встал, затем развернул Ариану к себе лицом и взял в свои ладони ее подбородок.

— Да, ты витаешь в облаках, туманный ангел. Ты такая мягкосердечная маленькая дурочка. — Он пристально смотрел на нее, и какой-то странный, нездешний свет появился в его глазах. — Однажды ты узнаешь правду. Возможно, когда-нибудь я сам смогу сказать тебе.

Ариана поймала его запястье и медленно покачала головой.

— Нет, — сама удивилась она, услышав свой отказ. — Я не хочу знать правды… во всяком случае этой ее части. Боюсь, мне будет невыносимо услышать о твоих чувствах к Ванессе. Наверное, я трусиха, но ничего не могу поделать. Прости меня.

— Простить тебя? — Он резко рассмеялся. — Уверяю тебя, туманный ангел, мне нечего тебе прощать. Я только надеюсь, что однажды ты сможешь простить меня.

Она спокойно посмотрела на него:

— Давай больше не будем говорить о моей жизни… или прощении. Я хочу узнать о тебе… не о Трентоне последних шести лет, а о Трентоне, который жил прежде.

Он помолчал, сохраняя невозмутимое выражение лица.

— Немного могу добавить, — ответил он наконец, — я уже рассказал тебе о том, как учился, рисовал…

— Вы с Дастином часто ссорились?

— Пожалуй, иногда. — Внезапная перемена темы смутила его. — А что?

— Вы обменивались секретами, защищали друг друга от чужих, стояли друг за друга перед родителями?

— Да, да и да, — засмеялся Трентон. — Почему мои взаимоотношения с Дастином тебя так интересуют?

Глаза Арианы засветились, когда она представила двух мальчиков, которых видела на фотографии.

— Я уже сказала тебе, у меня практически не было ни брата, ни сестры. Ванесса и Бакстер были для меня скорее родителями, особенно с тех пор, как мои настоящие родители умерли.

— Ты помнишь своих отца и мать?

Трентон лениво перебирал ее каштановые волосы, наблюдая за тем, как солнечный свет падал на яркие пряди и отражался в них медным огнем.

— Немножко. Главным образом я помню, как мы праздновали Рождество.

— Почему именно Рождество?

— Потому что оно казалось волшебным, когда мама и папа были живы. Рождество в Уиншэме походило на сказку, воплотившуюся в жизнь. Я помню все: как украшали елку, как подвешивали к потолку ветви омелы, а я сидела у отца на плечах, как таскали у мамы взбитое тесто, когда она пекла печенье. Яснее всего я помню то удивительное ощущение — волнение, предвкушение и радость, слившиеся в одно чувство, настолько безбрежное, что оно пробуждало в тебе желание крепко обхватить себя руками, хотя от этого и возникала нервная дрожь, не дававшая тебе уснуть до рассвета. Но утро наконец наступало, и все мы скатывались вниз по лестнице в гостиную, собирались вокруг камина, и каждый был частью единого целого… настоящая семья. — С изумлением Ариана обнаружила, что плачет. — Извини, — дрожащим голосом сказала она, вытирая щеки. — Мы же собирались говорить о тебе. Я не думала продолжать таким образом и не ожидала, что так разволнуюсь. Это просто потому, что с тех пор у меня не было Рождества.

— Не объясняй, — хрипло оборвал ее Трентон, пряча ее голову себе под подбородок, — даже не пытайся.

Руки Арианы медленно обхватили его, она с благодарностью приняла утешение, которого давно жаждала, но ни от кого не получала.

— Может, мы проведем Рождество в Спрейстоуне, — с надеждой прошептала она, уткнувшись ему в грудь. — Мы соберем ветки вечнозеленых деревьев и, возможно, хризантемы, камелии и плоды плюща. Затем, если выпадет снег, мы станем наблюдать, как мир становится белоснежным, а вокруг будут чирикать корольки и воробьи…