Как бы там ни было, группа СА «Саксония» развернула знамена и двадцатого октября под барабанный бой двинулась к Берлину. Где через четыре дня и была «тепло» встречена отрядами СС района «Берлин» и двумя полками Вермахта.

Ефрейтор Михаэль Витман оторвался от бинокля и приказал своим пулеметчикам:

– Шевелите задницами, обезьяны! Машинка должна стоять вон у того сарая. Бегом, засранцы!

Ефрейтор Витман любил подражать своему командиру батальона – майору Грезеру[123], который никогда не упускал случая украсить свой приказ неформальными оборотами.

Пулеметчики бодро потрусили на указанную позицию, остальные солдаты, повинуясь жесту ефрейтора, принялись примыкать штыки к своим карабинам и прикладываться к стрельбе. А по шоссе походным порядком маршировала колонна в желто-коричневом, постепенно приближаясь к позициям Вермахта.

Витман ждал сигнала открыть огонь, но так и не дождался. Вместо приказа «Огонь!», откуда-то из тылов полка гулко рявкнули пехотные 7,5-сантиметровые орудия, и на дороге расцвели первые столбы разрывов.

Штурмовики кинулись врассыпную, им вдогонку хлестнули пулеметы, но уже через несколько секунд паника от артобстрела была подавлена. Резко и жестоко. Больно уж многие штурмовики на собственной шкуре знали, что такое артобстрел где-нибудь на берегах Соммы или пулеметный огонь у фортов Вердена. Тяжелого оружия у штурмовых отрядов не имелось, зато винтовок, револьверов и самодельных гранат оказалось в избытке. Имелись и пулеметы, так что очень скоро от дороги врезали длинными очередями станковые «максимы» и «дрейзе», и Вермахт понес первые потери.

Силы, правда, все равно оставались неравными. Группа «Саксония», у которой не было толком ни отработанного плана наступления, ни грамотного общего командования, ни средств связи, сражалась против двух полков, укомплектованных даже сверх штата – оба были учебными, и кроме постоянного состава имели еще обучающихся новобранцев. Соответственно, имелось больше оружия и боеприпасов.

И очень скоро это преимущество начало сказываться. Штурмовиков прижали к земле пулеметным огнем и принялись методично обрабатывать минометами и пехотными орудиями. Штурмовики держались почти четыре час, но, наконец, не выдержали. Михаэль Витман видел в свой бинокль, как то тут, то там вскакивали желто-коричневые фигурки, бросались бежать и тут же падали, ссеченные пулеметной очередью или осколками ближнего разрыва.

– Еще немного, и эти свинские собаки побегут от нас, наложив в штаны, – удовлетворенно произнес ефрейтор. – Так, мартышки? – спросил он своих солдат.

Но вместо ответа где-то в тылу раздался грозный рев. Разом смолкли пехотные орудия, батальонные и ротные минометы. Пехотинцы завертели головами, пытаясь определить, что произошло…

А произошло самое простое. Группа СА «Берлин» не забыла ни «Ночь длинных ножей», ни своего группенфюрера Эрнста, ни создателя СА – Рёма. Кто-то из группы «Саксония» сумел связаться с берлинскими товарищами, и теперь в тыл группировке Вермахта и СС ударили озверевшие берлинцы. И если солдат еще брали в плен, то с черными «охранниками» у штурмовиков разговор был коротким: в лучшем случае – пуля, в худшем – веревка и крепкий сук…

– …Ты хоть понимаешь, маленький засранец, в кого ты стрелял?! Понимаешь?! – и с этими словами здоровенный штурмовик с железным крестом на мундире закатил Витману такую грандиозную оплеуху, что Михаэль не устоял на ногах и кубарем полетел наземь.

– Ну-ну, Курт, старина, – вмешался другой штурмовик. – Полегче, полегче. Мальчик просто выполнял приказы своего командира, а что ему еще оставалось делать?

С этими словами он поднял молодого ефрейтора и помог ему утвердиться в вертикальном положении.

– Скажи, паренек: это ты угадал поставить пулемет возле той сараюшки?

Михаэль кивнул гудящей головой. Он не был трусом и был готов к чему угодно – хоть к смерти. «Горе побежденным!»

– Ребята не виноваты, – мрачно прохрипел он, указывая на своих солдат, понуро стоявших рядом. – Это я выбрал место для пулеметной засады, и я отдал им приказ.

Но вместо каких-либо репрессий штурмовик потрепал Витмана по щеке:

– Курт, из этого парня будет толк – это я тебе как старый пулеметчик говорю. Паренек не виноват, что он – в армии. А вот кстати, – он обернулся и позвал кого-то невидимого: – Гюнтер! Гюнтер! Отыщи нашего штурмбанфюрера и скажи ему, что штурмгауптфюрер Хайнц просит его подойти. У нас тут есть парочка перспективных кандидатов…

Во второй раз в восьмой класс… Белов, топавший вместе со своими новыми братьями и сестрой, тяжело вздохнул. Дел невпроворот, а тут ещё и на учёбу тратить время. И ладно бы на что-то нужное, но ведь тут все в таком урезанном виде преподают, что он уже все давно знает!

Московская образцовая школа номер двадцать пять, в которой учились дети Сталина, совсем недавно переименованная в «среднюю»[124], располагалась в Старопименовском переулке, в специально построенном для неё здании, что для старых школ было скорее правилом, чем исключением. Сразу же в глаза бросался полукруглый выступ подъезда на здании и балкон над ним. Ребята открыли тяжелую дубовую дверь и оказались в маленьком «предбаннике», откуда уже вошли в высокий и просторный холл.

– Пошли, Немец, – потянул Сашку за рукав Василий. – Нам – на второй этаж.

Они поднялись по широкой мраморной лестнице, прошли по коридору, и Белов среди ряда дверей безошибочно угадал директорскую – самую лучшую и самую строгую. Он открыл дверь и вошел.

Директор школы – Нина Иосафовна Гроза приняла нового ученика приветливо, хотя и пыталась слегка застращать его школьными строгостями. Она прочитала записку Сталина с просьбой принять его приемного сына Белова-Сталина, Александра Генриховича, небрежно взглянула на метрики и документы из Калининского райнаробраза и принялась внимательно разглядывать мальчика. Потертая юнгштурмовка, перехваченная ремнем с эмблемой «Рот-Фронт», ситцевый пионерский галстук, кожаная «тельмановка»[125], высокие, туго зашнурованные ботинки. Обычный мальчишка, обычный пионер. А товарищ Сталин просит учесть, что этот мальчик участвовал в боях, томился в фашистских застенках…

Скромная потертая сумка с письменными принадлежностями и учебниками сиротливо стояла у ножки стула, пока Нина Иосафовна рассказывала о школьных порядках, особенно налегая на необходимость учить уроки и соблюдать правила поведения. Всё это Александр выслушал спокойно, не перебивая и учтиво кивая в нужных местах. Внезапно директриса без перехода заметила: