— Да, я вижу, вижу.

Задняя дверь дома с грохотом раскрылась, и все присутствующие увидели, как во двор вышла госпожа Уэстерман. Она на секунду остановилась и, поглядев на них, проговорила:

— Доброе утро, Краудер, джентльмены, Ханна. Ваша горничная говорит, вы собираетесь убить собаку.

Джентльмены поклонились, а Ханна приветливо кивнула. Довольно усталым голосом Краудер ответил:

— Действительно собираемся, госпожа Уэстерман. Во всяком случае я боюсь, что это так. Желаете понаблюдать?

— Если позволите.

Майклс повернулся к Ханне:

— А для тебя, девушка, если ты этого не хочешь, нет необходимости присутствовать.

Ханна бросила беглый взгляд на Краудера.

— Я не боюсь это увидеть, — ответила она, — однако кухня дома по-прежнему в ужасном беспорядке.

Краудер, моргнув, поглядел на служанку.

— Я не сомневаюсь в твоей выносливости. Однако будет лучше, если ты вернешься к работе.

В ответ служанка улыбнулась анатому, а проходя мимо госпожи Уэстерман, улыбнулась и ей.

— Я не стану задерживать вас расспросами о кухне Джошуа, — проговорила Харриет, — однако, коли уж вы решили заставить бедную собаку выпить этот напиток, не лучше ли налить его на какое-нибудь мясо?

Мужчины удивленно переглянулись и закивали. Харриет вздохнула и, развернувшись, снова направилась на кухню; через несколько минут она вернулась оттуда с треснутой плошкой, в которой лежал кусок говяжьей голени, предназначавшийся, как подозревал Краудер, для его собственного обеда. Собака унюхала запах и заскулила. Харриет передала плошку анатому и вдруг заметила лицо своего слуги, возникшее в заднем окне и мгновенно исчезнувшее.

— Госпожа Уэстерман, вы жрица науки.

Не удостоив его ответом, Харриет села возле грядок с кулинарными травами. Сломав восковую печать, Краудер стал наливать жидкость на мясо и в плошку. Собака снова завыла, и Майклс по привычке склонился к ней, чтобы потрепать по голове и гладким черным ушам. Краудер медлил. Проследив за движениями анатома, Майклс поглядел на него с грустной улыбкой.

— Это необходимо, господин Краудер. Возможно, на ее могиле я даже установлю надпись: «Жрица науки».

Собака подняла глаза на своего хозяина и лизнула его руку. Краудер поставил плошку на землю, а трактирщик снял кожаный поводок, закрепленный на шее суки. Подбежав к плошке, собака немного помедлила, обнюхивая содержимое, а затем с аппетитом принялась за еду. Люди стояли вокруг животного, наблюдая за ним. Собака выбрала из миски остатки мяса и, желая насладиться ими, неуклюже припала к камням, которыми был вымощен двор; псинка то и дело поглядывала вверх, словно боялась, что незнакомые фигуры, сгрудившиеся вокруг нее, попытаются украсть лакомство. Прошло еще несколько минут — собака помахивала хвостом и вообще выглядела так, будто собиралась уснуть.

Харриет уже подумывала о том, чтобы попросить Бетси вынести сюда чай. Она сорвала лист с растущего поблизости кустика шалфея и, растерев его пальцами, поднесла к носу, чтобы вдохнуть аромат. Раздался пронзительный вой, Харриет поглядела на собаку. Плотно прижав черные уши к голове, животное поплелось к сапогу хозяина. Взяв плошку за самый краешек, Краудер поднес ее к колонке, обмыл, наполнил водой и снова поставил перед собакой. Она опустила морду в миску и принялась жадно лакать, затем опять завыла и задрожала, а потом рыгнула, и ее вырвало. Краудер дотронулся до рукава викария. Тот слегка вздрогнул.

— Обратите внимания на желтую рвоту. Это характерно для мышьяка. У Джошуа была точно такая же.

Викарий кивнул, округлив глаза. Опустившись на колени, Майклс потер собачьи бока, и псинка поглядела на него. Харриет почувствовала, как у нее защипало в глазах. Краудер откашлялся.

— Это продлится недолго.

Собака громко завыла и задергала лапами; ее когти заскребли по камням. Майклс продолжал держать псину.

— Тише, дорогая моя. Тише.

Собака попыталась лизнуть его руку, а потом внезапно взвизгнула. Харриет сжала зубы. Животное продолжало скулить, выть и извиваться под тяжелой лапой Майклса. Согнув свои длинные конечности, Краудер уселся на корточки рядом с трактирщиком и поглядел в собачьи зрачки.

— Осторожнее, она может укусить вас, Майклс.

Анатом снова поглядел на часы. Майклс не отводил глаз от собаки.

— Нет, она этого не сделает. Ни за что.

Собака снова дернулась и взвизгнула, глядя мимо них, на небо над стенами двора, затем опять рыгнула — ее грудная клетка содрогнулась так, будто животное глубоко вздохнуло, — и замерла. Краудер резко захлопнул крышку своих часов, заставив викария вздрогнуть.

— Полчаса с того момента, когда она начала есть.

Викарий, чье лицо побелело как полотно, просто кивнул.

— И вы будете свидетельствовать о том, что видели, нынче днем на дознании?

— Нынче днем… пожалуй… да, конечно.

Майклс по-прежнему стоял на коленях возле своей мертвой собаки и гладил ее по ушам. Харриет наблюдала за ним.

— Бедная сучка, — проговорила она и выронила из рук остатки шалфейного листа.

Грейвса поражала скорость, с которой способен был передвигаться господин Чейз. Даже раскаляющаяся дневная жара и толпы людей у Хай-Хоубернской дороги, которые нещадно толкались, невзирая на вращающиеся поблизости колеса экипажей и телег, не мешали ему идти вперед широкими шагами, и лондонцы, отдавая должное сильной воле и крепкой руке, расступались перед ним. Грейвс скакал за ним по пятам, то и дело получая толчки от тех, кто пропускал пожилого мужчину, и оступался на мостовой, усеянной обломками и мусором. Молодой человек размышлял: а вдруг он стал свидетелем демонстрации, показательного примера того, как ничтожны его собственные силы в сравнении с крепостью главы семьи, в которой он жил? Юноша разрывался между негодованием и усовещеньем. Нынче утром ему удалось быстро успокоить детей, однако, впервые прочитав в Александровом завещании, что он назван опекуном, Грейвс испугался. Он бы никому не позволил обозвать себя трусом, однако это бремя ужаснуло его.

Господин Чейз резко остановился, и Грейвс, целиком поглощенный собственными мыслями, чуть не врезался ему в спину на полном ходу. Замерев, господин Чейз поднял голову и принюхался.

— Сюда, господин Грейвс. Я хотел завершить разговор с вами вдали от дома, и, я полагаю, моя кофейня — вполне подходящее место.

Грейвс опустил руку в карман. У него было четыре шиллинга и, несмотря на то, что он задолжал их Моллою, этой суммы будет достаточно, чтобы выглядеть по-джентльменски в общественном месте. Они почти добрались до кафе, весьма милого домика с высокими эркерами, который уже заполнили посетители с трубками и газетами; возле них стояли кофейники с длинными ручками, напоминающие кальяны из арабских заведений у порта. Когда они вошли, господин Чейз поздоровался с несколькими мужчинами, однако столик выбрал в более уединенном уголке, там, где уместились бы лишь они с Грейвсом, и заказал юной подавальщице, приветствовавшей его по имени, напиток и трубки.