Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И у Шекспира тут же пропала охота острить.
В следующее мгновение он бросился к дальнему столу. И остолбенел!
Сонет говорит ему: это вы написали меня ночью, с огнем, без помарок, но, Гений и мастер, почему вы здесь? Что вы здесь делаете? Что мне в вашем круге?
…Шекспир словно проснулся ото сна. Что делает он, Поэт, здесь, и этот ли бродяга на краю бочонка, с намыленной мордой, его друг? Как может он, Шекспир, общаться с теми, кому он не осмелится прочитать своего сонета?
Как могут его уста извергать слова, которые столь же грязны и вонючи, как этот прокисший ранет в обнимку с клешней недоеденного омара?
Да, вдобавок ко всему, еще и вонючий кнастер (этот мерзкий дешевый табак!)
Но у сонета есть необычное и весьма странное предложение. Может быть, Шекспиру стоит попробовать, рискнуть, пойти вместе с этим, который с намыленной мордой, в бильярдную и попробовать прочитать ему сонет?
Может быть, этот поймет небесность происхождения поэзии? (Сонет ведь весь в молнию, то есть выше по касте, чем люди.)
– Ему?
Безумие!!!
Чистейшее безумие!!!
Шекспир вдруг мгновенно почувствовал, как тоскует он в забавах мира, как ему чужда эта примитивная молва. Он лихорадочно считает, сколько он должен заплатить, и, как безумец, выскакивает в дверь.
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков, и смятенья полн.
Ибо божественный глагол коснулся чуткого слуха.
И по пути запустил прилипшую к рукам салфетку в какое-то пьяное при видение – последнее препятствие в виде одного из ничтожных детей этого ничтожного мира, стоявшее на его пути к берегам пустынных волн, в широко шумные дубровы…
Вот такой странный эксперимент.
…Но настало время для третьего стихотворения.
Оно здорово усложнит нам нашу уже, кажется, достаточно ясную картину. Хотя оно – на ту же тему, что и два предыдущих.
И оно, это стихотворение Александра Блока, как и пастернаковский «Шекспир», тоже выросло из пушкинского «Пока не требует поэта…». Причем из нескольких его строчек.
Но именно оно, написанное за одиннадцать лет до пастернаковского стиха, в свою очередь повлияло на него.
Нам предстоит понять, что стих Пастернака – реминисценция как пушкинского, так и блоковского стихов, что все три стиха кровно связаны друг с другом.
Итак, стихотворение Блока.
Поэты
За городом вырос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты, – и каждый встречал
Другого надменной улыбкой.
Напрасно и день светозарный вставал
Над этим печальным болотом:
Его обитатель свой день посвящал
Вину и усердным работам.
Когда напивались, то в дружбе клялись,
Болтали цинично и пряно.
Под утро их рвало. Потом, запершись,
Работали тупо и рьяно.
Потом вылезали из будок, как псы,
Смотрели, как море горело,
И золотом каждой прохожей косы
Пленялись со знанием дела.
Разнежась, мечтали о веке златом,
Ругали издателей дружно,
И плакали горько над малым цветком,
Над маленькой тучкой жемчужной…
Так жили поэты. Читатель и друг!
Ты думаешь, может быть, – хуже
Твоих ежедневных бессильных потуг,
Твоей обывательской лужи?
Нет, милый читатель, мой критик слепой!
По крайности есть у поэта
И косы, и тучки, и век золотой,
Тебе ж недоступно все это!..
Ты будешь доволен собой и женой,
Своей конституцией куцей,
А вот у поэта – всемирный запой,
И мало ему конституций!
Пускай я умру под забором, как пес,
Пусть жизнь меня в землю втоптала, —
Я верю: то Бог меня снегом занес,
То вьюга меня целовала!
1908
Прочтя этот стих, можно сделать вывод о том, что его автор, поэт Александр Блок (или его лирический герой) – бездомный пьяница, считающий к тому же, что настоящая жизнь не у того, кто «доволен собой и женой», а у человека, свободного ото всех условностей мира и поэтому одинокого.
Что он живет в будке, как пес.
Что он клянется в дружбе, лишь когда напивается.
Вместо еды – вино.
Утром, вместо того чтобы радостно идти на работу, как на подвиг, он запирается в своей будке!
По утрам его рвет!
Великолепная жизнь!
А перспектива в ее окончании – «умереть под забором, как пес».
Разве не ужасное стихотворение?
И этого пьяницу, человеконенавистника, лицемера читают как великого державного поэта?
Прекрасный образец для подражания и воспитания! А знатоки и любители поэзии Блока, с полным к тому основанием, рас сердятся на меня: ведь я мог выбрать из сотен его стихов совершенно иные мотивы.
Одно только хрестоматийное «Девушка пела в церковном хоре» чего стоит.
Или «О, я хочу безумно жить…».
Или вспомнить, что, умирая, Блок не полз к забору, как пес, а отправился прощаться к Пушкинскому Дому:
Вот зачем, в часы заката
Уходя в ночную тьму
С белой площади Сената
Тихо кланяюсь ему.
Я же выбрал весьма специальный и совсем не характерный для Блока стих. Да еще предлагаю всем читателям этой книги обратить на него особое внимание.
Стоит ли он такого внимания?
Так вот, во-первых, вы не могли не заметить, что тема стихотворения Блока перекликается с пушкинским стихом и, безусловно, оказала влияние на стих Пастернака.
И здесь, в этом стихе, принципы того, что Мандельштам называет орудийностью, доведены до совершенства.
До такого совершенства, что стих скрывает в себе прямо противоположный смысл.
Уже первая его строчка ведет непосредственно к Пушкину.
За городом вырос пустынный квартал.
Что же здесь пушкинское? Все! Но только не впрямую.
Например, слово «пустынный» – очень часто встречающееся у Пушкина слово. И означает оно «одинокий».
Помните это – «свободы сеятель пустынный»?
Или «пустынная звезда»?
Или «на берегу пустынных волн»?
После Пушкина никто не употреблял в поэзии этого слова.
И вдруг это делает Блок, да еще через сто лет после Пушкина. Зачем?
Да ведь ясно зачем!
Это не что иное, как тайное посвящение Пушкину, намек на преемственность не только в поэзии вообще, но и в конкретном стихотворении. Ведь пишет же Блок в своем предсмертном обращении к Пушкину:
Пушкин, тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!