Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слышали, мисси? Земля все время дрожит. Вы спали. Что это такое? — встревоженно спросил он.
Аннабель попыталась сесть, но не смогла. Пока она размышляла по поводу источника шума, снова загрохотало. Теперь земля дрожала сильнее. Поднялся ветер, с неба полил дождь.
— Что происходит? — В голосе Аннабель звучала паника.
Махора пожал плечами, но, поглядев на юг, побледнел так, словно увидел призрака. Застонав, Аннабель едва сумела приподняться настолько, чтобы проследить за его взглядом. А затем, словно оглушенная, стала смотреть на разворачивавшуюся в небе игру.
— Руо Моко, — прошептал Махора.
Аннабель словно очнулась от оцепенения.
— Нужно возвращаться! — закричала она. — Нужно возвращаться! — Женщина попыталась встать, но резкая боль пронзила тело, и она почувствовала, как по ногам потекла кровь. Перед глазами почернело.
Первым, кого увидела Аннабель, очнувшись, был доктор Фуллер. Он выглядел очень озабоченным, но она думала не о своем здоровье, не о малыше, а о том аде, который они с возницей наблюдали на южном небосклоне.
— Что случилось? — спросила она. Говорить было тяжело. Во рту пересохло, язык прилип к гортани.
— Вы потеряли ребенка! — ответил доктор Фуллер.
— Я имею в виду, что произошло там, снаружи? — Аннабель старалась говорить спокойно, поначалу не предполагая худшего.
Доктор Фуллер пожал плечами.
— Мы не знаем. Гром еще не стих. Молодой маори, который привез вас, сразу же уехал обратно в Те-Вайроа.
— Элизабет! Она там. Лиззи! Я должна ехать к ней! — простонала Аннабель. Голос ее дрожал.
— Не беспокойтесь. В Те-Вайроа безопасно, — произнес доктор Фуллер, оборачиваясь в поисках дочери.
Только теперь Аннабель заметила Гвендолин, младшую дочь доктора Фуллера, девушку возраста Абигайль. По телу прокатилась волна леденящего ужаса.
— Ты что, тоже знаешь, почему я здесь?
Гвендолин стыдливо кивнула.
— Моя дочь открыла маори дверь, а потом помогала мне. Раньше этим занималась моя жена, но после ее смерти приходится помогать дочерям, — почти извиняющимся тоном произнес врач.
— Доктор, — прошептала Аннабель, — только не говорите моему мужу.
— Вообще-то, ему следовало бы знать о том, что он рисковал жизнью своей жены.
— Доктор, пожалуйста, мой муж ничего не подозревает! Это я, я одна хотела иметь ребенка любой ценой. — Сказав это, Аннабель опустила взгляд. На ней была не ее одежда. При мысли о том, что доктор и его дочь раздевали ее и переодевали в сухое, женщина покраснела от стыда.
— От меня никто ничего не узнает, но должен сказать вам честно: в будущем вам нельзя так искушать судьбу. У вас больше никогда не будет детей.
— Пожалуйста, не говорите ему об этом! И ты тоже!
Аннабель перевела умоляющий взгляд с врача на дочь, но та поспешно отвела глаза.
— Клянусь, что навсегда погребу в глубине души то, что видела и слышала здесь, — пообещала Гвендолин.
— Не беспокойтесь, это будет наша тайна, — поддержал дочь доктор.
— И вы действительно полагаете, что мой ребенок в безопасности в Те-Вайроа?
Доктор лишь вздохнул, бросив на дочь полный отчаяния взгляд.
— Вам нельзя сейчас волноваться, Аннабель. Нужно лежать спокойно. Иначе я не могу обещать, что ваша девочка сможет обнять вас, когда завтра вернется домой. Так что, будете вести себя разумно и дадите мне закончить работу?
Аннабель слабо кивнула и промолчала. Даже тогда, когда услышала слова доктора:
— Гвен, хлороформ, пожалуйста!
Когда Аннабель закончила свою исповедь, за окном уже серело.
Гордон долго молчал, пристально глядя на нее.
Аннабель даже представить себе не могла, что творится у него в душе. Взгляд его был пуст. Волна ужасной паники захлестнула женщину с головой. Простит ли он ее когда-нибудь?
Медленно, очень медленно Гордон приходил в себя. Несколько раз откашлялся, но не произнес ни слова.
Аннабель затаила дыхание. Хоть бы сказал что-нибудь! Закричал, стал бы ругаться, плакать — только не это ужасное молчание! Этого она просто не вынесет.
— Знаешь что, Аннабель? — нарушил он невыносимую тишину. — Твое безрассудство спасло тебе жизнь. И за это я благодарю Бога!
— Но ведь я бросила нашу малышку, нашу любимицу на произвол судьбы.
— Аннабель, пожалуйста! Теперь, когда ты наконец-то рассказала мне все, прекращай упрекать себя. Потому что правда в том, что иначе ты была бы мертва. Поверь мне, я видел дом, точнее, то, что от него осталось. Он рухнул и по самую крышу был залит грязью. Люди были застигнуты врасплох, во сне. Поверь, там бы никто не уцелел…
Аннабель вздохнула.
— Ах, я все думаю об Элизабет. А ведь погибли и Мейбл, и Бенджамин, и обе их маленькие дочери. — Она решительно посмотрела на мужа. — Я обещаю тебе, что постараюсь не мучиться так. Может быть, тогда и сны уйдут?
— Ты сегодня снова от кошмара проснулась?
Аннабель кивнула, а затем уютно устроилась в объятиях Гордона.
— Нужно вставать, — пробормотал он через некоторое время. — Перепутали день с ночью, а теперь долг зовет.
Аннабель снова глубоко вздохнула.
— Гордон, я так благодарна тебе, что ты меня простил.
— Ты все, что у меня есть, — прошептал он.
— Не считая бани, — пошутила Аннабель, поцеловала его в лоб и вскочила с постели. Какое облегчение, что Гордон знает правду и не осуждает ее за это! Она чувствовала себя свободной, словно избавилась от тяжеленной ноши. Легко подбежала к платяному шкафу, чтобы надеть что-то светлое и легкое. В конце концов она выбрала светло-зеленое платье, отлично подчеркивавшее ее постройневшую талию.
— Аннабель, в этом и кроется причина того, что ты так поддерживаешь Гвендолин Фуллер?
Аннабель густо покраснела. Мужа не обманешь. Он все понял. Страх, что Гвендолин может выболтать ее тайну, действительно мешал ей отнестись к ситуации с ее сестрой и Патриком без предубеждения. Но стоит ли говорить Гордону, что несколько недель назад Гвендолин осмелилась угрожать ей? В ушах еще звучали ее подчеркнуто вежливые слова: «Я слышала, твоя сестра снова дома. Она ведь не станет приставать к Патрику О’Доннелу? Думаю, я могу рассчитывать на тебя в этом отношении».
— Не думаю, что она настолько подлая. Нет, все дело действительно в том, что Абигайль сама еще ребенок и не тот человек, который может занять место матери наполовину осиротевшей девочки.
Это было правдой лишь отчасти, но, к счастью, Гордон не стал зацикливаться на этом; он был занят тем, что одевался.