Тем временем маленькая Барбара Хансингер выросла в очаровательную хрупкую женщину и… влюбилась в Эдона. Это было чудо!

За окном потоки дождя смывали все на своем пути. Из гостиной доносились звуки телевизора. Барбара в белом махровом халате и милых белых шлепанцах с открытым носком свернулась клубочком на кушетке. Рядом с ней спала ее собачка. На столике возле кушетки стоял поднос с нетронутым ленчем. Эдон мучился оттого, что не мог уберечь свою горячо любимую жену от свалившегося на нее горя.

Жить такой жизнью ему было все труднее. Вчера старик Хансингер сказал, что Лабони стал опасным для их семьи, и велел убрать его. Он рассказал также, как именно это сделать.

У Эдона сдали нервы, и он беззвучно заплакал, обхватив голову руками.

Вскоре с помощью компьютера Джей и Тернер получили информацию от ее брокера о трех оставшихся в списке Джуди Свенстар женщинах, Тернеру удалось дозвониться только до одной из них, Ширли Марклсон Матиас. Ей было всего пятнадцать, когда в 1961 году она родила сына. Позднее Ширли вышла замуж и прожила с мужем больше тридцати лет. Теперь она была уже матерью и бабушкой, преподавательницей воскресной школы и церковным секретарем в Линкольне, штат Небраска, где провела вот уже тридцать лет. Тернер застал Ширли Марклсон Матиас дома. Во время телефонного разговора с ней Джей сидела рядом с Тернером и страшно волновалась.

Ширли Марклсон была серьезно простужена, но разговаривала с Тернером весьма доброжелательно и приветливо, пока он не упомянул имя Хансингера.

– Должно быть, вы меня с кем-то спутали, – резко сказала она.

– Вряд ли, – возразил он. – Видите ли, дело в том, что мы разыскиваем людей, которые…

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Все, что вы скажете, останется в строжайшей тайне…

– Вы спутали меня с кем-то, – еще жестче повторила Ширли и повесила трубку.

Когда Тернер позвонил второй раз, линия была мертва – она отключила телефон, как это сделала раньше Линда О’Халлоран.

– Ладно, попробуем перезвонить позднее. – Недовольный Тернер закрыл свой сотовый телефон.

Он и Джей сидели на скамейке возле музея изобразительных искусств.

Джей вздохнула и задумчиво посмотрела на лежавшую перед ними компьютерную распечатку с данными об оставшихся трех женщинах. Она уже не скрывала от Тернера полученную ею информацию. Он не давал Джей никаких обещаний и клятв, но она верила ему.

– Ты готова ехать в Литл-Рок? Дорога предстоит длинная.

– Попробую еще раз позвонить миссис Долл, – вздохнула Джей, – а то еще она вышвырнет мои вещи и вызовет эвакуатор для взятой мной напрокат машины. Да и Мюррею надо позвонить. Его секретарша сказала, что он хочет поговорить со мной лично. Надеюсь, хоть на этот раз у него есть для меня хорошие новости.

– Пойду выпью чашку кофе. – Тернер поднялся со скамейки. – Не хочешь пойти со мной?

– Нет, спасибо.

Кивнув, Тернер направился в кафетерий музея. Он понимал, что Джей расстроена полученной от брокера информацией. Ей хотелось большего, чем сухая статистика. Однако по опыту Тернер знал, что это очень неплохое начало.

Выпив двойной кофе, он вышел на улицу и увидел, что Джей сидит на скамейке и очень серьезно и встревоженно говорит по телефону. Что-то уж очень серьезно!

Нахмурившись, Тернер подошел ближе. Он ждал, что Джей заметит его и кивнет, но она не сделала этого. Джей слушала, что-то отвечала, снова слушала. Казалось, она действительно не замечает его. Рука с поврежденным мизинцем была прижата к груди, словно в знак мольбы. Тернер намеренно передвинулся в поле ее зрения. Джей повесила трубку и посмотрела на него. Ее щеки пылали.

– Это была миссис Долл. Она пыталась позвонить мне, но из-за грозы все телефонные линии в Кодоре вышли из строя. По ее словам, мне звонил какой-то мужчина, желающий поговорить со мной насчет Патрика. Я должна как можно скорее вернуться в Кодор.

Джей вскочила со скамейки.

– Постой! Что за мужчина звонил тебз?

– Он не назвал себя. Миссис Долл сказала, что, судя по голосу, ему лет пятьдесят, как минимум. Он утверждает, что был знаком с девушкой, которая в марте шестьдесят восьмого года родила в Кодоре ребенка. У той девушки были длинные черные прямые волосы, и она выглядела немного “иностранкой”. Эта женщина жива, и он знает, где ее найти. Тернер, это она, мать Патрика! Это она!

Джей стремительно направилась к машине, но Тернер остановил ее.

– Почему он не позвонил тебе на сотовый? У миссис Долл есть твой номер. Да и ты сама расклеила его по всему городу!

Джей остановилась, заподозрив неладное.

– Может, он хочет конфиденциального разговора… или денег?..

– А может, это просто психически нездоровый человек, – предположил Тернер, которому не понравилось это неожиданное появление якобы осведомленного мужчины.

– Это надо выяснить!

Джей попыталась высвободиться из его рук, но это оказалось непросто.

– А почему он не позвонил сразу, когда ты еще была в Кодоре?

– Возможно, он не сразу узнал об этом.

– Не нравится мне все это, – решительно заявил Тернер. – Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вспомни, скольким людям в Кодоре ты говорила, что у Патрика есть азиатская кровь?

– Я не считала! – раздраженно ответила Джей.

– Но такие люди были?

– Разумеется… Тернер, мне необходимо выяснить, зачем мне звонил тот мужчина и что он знает насчет Патрика. Если не хочешь ехать, так и скажи. Я возьму такси до аэропорта, потом сяду в самолет до Талсы, потом возьму машину напрокат…

– В Кодоре ты уже оставила такую взятую напрокат машину.

– Ну и что? Возьму другую. Думаешь, деньги меня остановят?

– Нам нужно ехать в Литл-Рок к Мэри Джо Стюарт, – твердо проговорил Тернер.

Ему смертельно не хотелось отпускать Джей одну, особенно в Кодор.

– Вот и поезжай в Литл-Рок, а я возьму такси до аэропорта. Будем созваниваться.

Почувствовав фатальную неизбежность расставания, Тернер промолчал.

Лабони стоял под кедровыми деревьями, наблюдая за тем, как Бобби и Коуди копают мокрую землю. Вокруг них пританцовывала и поскуливала от нетерпения Свити. С ее гладкой шкуры стекали ручейки дождевой воды. Весенняя гроза разыгралась не на шутку; дождь лил не переставая.

– Господи! – присвистнул Бобби. – Да он опять похоронил эту тварь!

Его передернуло от отвращения.

Лабони злился. За все утро и большую половину дня им удалось найти только этот след Холлиза – перезахороненный труп собаки.