Рукопашная схватка длится недолго, но в нее вмещается огромное количество злобы и жестокости. Еще один немецкий солдат, оглушенный взрывами гранат, выскочил без оружия. Ему не дали опомниться, ударили ножом в грудь, а когда тот вырвался, догнали и добили, изрезав в клочья добротную куртку.

Третий солдат, сумевший увернуться от наших гранат, оглушил прикладом бойца из взвода Грицевича и убегал, держа наперевес винтовку с насадкой-гранатометом. Если бы отшвырнул ее, возможно, спас бы свою жизнь, но винтовку он не бросил. Не догадался или выполнял твердо заученное солдатское правило — ни в коем случае не оставлять врагу оружие. Боец с ножом прыгнул на него, как кошка, и вогнал лезвие в бок. Немецкий солдат, имевший опыт и тренировку, не обращал внимания на рану и оказал сопротивление. Два человека возились среди обломков трубы, две пары сапог гребли землю и куски кирпича. Подбежал Петро Грицевич и, выручая бойца, дал короткую очередь. Пули в упор пробили немца насквозь, но боец никак не мог успокоиться и продолжал наносить удары ножом.

Грицевич, не обращая на него внимания, вбежал вместе с нами в задымленную котельную. У окна стоял на треноге пулемет, тот самый, из которого вел огонь Кушнарев, а позже обстреливали наш дом. Немцы смели гильзы в угол, там высилась целая гора. Стояли ящики с боеприпасами, бидон с водой. Несмотря на сырую холодную погоду, в горле пересохло, очень хотелось пить. Пока черпали оловянной кружкой воду, рассматривали знакомую кирпичную коробку.

Мы успели забросить сюда штук восемь гранат, от которых погибли два вражеских солдата. Остальных добил Грицевич со своими бойцами, некоторые минометчики успели скрыться. Занесли двоих тяжело раненных и мертвого комиссара. Комиссара отнесли в угол и накрыли лицо фуражкой, раненых стали перевязывать. Оба не приходили в сознание, все понимали, перевязка ни к чему. Очередь в упор, по существу, уже убила людей, они доживали последние минуты. Грицевич от души жалел бойцов.

— Вася, ты помнишь, они оба из Яблоневого Оврага? Последние в моем взводе…

— Помню.

Яблоневый Овраг и учебный полк остались не только за тысячу верст, но и в другом измерении. Сколько в моем взводе осталось старичков? Сержант Борисюк, ну, может, еще два-три человека, остальные пришли позже. За окном взорвалась мина, за ней вторая. Война продолжалась.

Через развалины вел свой поредевший взвод младший лейтенант из Казани, не успевший понять специфику городского боя, где надо точно ловить выгодные моменты. Он запоздал. Не рискнул двигаться под прикрытием гаубичных взрывов и попал под направленный минометный обстрел. Эта задержка обошлась дорого, погибли и получили ранения человек семь. От взвода остались два неполных отделения.

— Нельзя медлить, — отчитывал его Грицевич. — С кем воевать будешь? Ладно, принимай укрепление, осваивайся.

Младший лейтенант быстро пришел в себя и толково расставлял людей. С любопытством разглядывал трофейный пулемет.

— Что, никогда не видел? — спросил белорус.

— Конечно, нет. Ты глянь, лента металлическая, удобно ведь.

У новичков все вызывало удивление. Пулемет с оптическим прицелом, ящики с ружейными гранатами, разноцветный телефонный провод. Часы, трофейные автоматы и всякие штучки вроде зажигалок успели расхватать наши расторопные бойцы. Отнесли также в угол картонные коробки с консервами, ящик сигарет — то, чего нам не хватало. Откупоренные бутылки с кисловатым вином передавали из рук в руки, пили прямо из горлышек. Младший лейтенант смотрел на вино с опаской.

— Не бойся, не отравлено.

— Я не боюсь, вдруг бойцы напьются.

— Оно как компот, — смеялся Грицевич. — Пей вместо воды.

Повеселиться нам не дали, открыли минометный огонь, который оказался неэффективным — слишком толстыми были стены и потолочное перекрытие котельной. Я попытался разыскать тело Георгия Яковлевича Гая, но вокруг хорошо поработала и наша артиллерия, и немецкая. Исчез пехотный комбат, погибший в сентябре, останки его бойцов забросало землей и кирпичами. Да и не было у нас возможности долго заниматься поисками.

Вечером вернулись в давно уже обжитый дом-крепость. Теперь подступы к нему защищала котельная — еще один островок, отвоеванный у врага.

Наш батальон продолжал удерживать позиции на берегу Волги. Девятого ноября пришла зима, ударили морозы до пятнадцати градусов. По реке шла ледяная каша, замедляя подвоз боеприпасов и пополнения.

В этот период предпринимались атаки с обеих сторон. Одиннадцатого ноября немцы бросили в бой ударные части сразу шести дивизий. Этот день оказался особенно тяжелым. Артиллерийский обстрел сменялся авианалетами. Стокилограммовая бомба обрушила торцовую стену, под развалинами погибли несколько бойцов. Но еще большие потери мы понесли во время немецкой атаки.

Они стремились разрубить непонятную ситуацию, ведь два месяца русские держали полосу вдоль берега среди развалин. За день нас пытались выбить несколько раз, ничего не получилось. Люди гибли каждую минуту, не меньшие потери несли немецкие солдаты. Тимофей Анкудинов вел огонь со второго этажа, пока снаряд не завалил его обломками. Сержант Борисюк, тяжело раненный в голову, сумел доползти до подвала.

С остатками штаба к нам перебрался комбат Рогожин и возглавил оборону. Было невозможно отличить рядовых бойцов от командиров. Покрытые кирпичной крошкой и копотью, мы ненадолго спускались в подвал, набирали патроны из цинковых ящиков и снова возвращались на свои места.

Тринадцатого ноября остатки батальона сменила свежая часть. От сотен человек осталось не больше сорока. Нас погрузили в баржу и отправили ночью на левый берег. Почти все были ранены или контужены. Я шатался по палубе и трюму, разыскивая своих. Куда-то исчез Петро Грицевич.

— Убили, ты что, не помнишь? — сказал фельдшер Захар Леонтьевич.

Я этого не помнил. За бортом баржи шуршали льдины, приближалась песчаная полоска левого берега. Мы выгрузились и потянулись редкой цепочкой под прикрытие пойменного леса.

Судьба 106-го десантного батальона оказалась такой же трагичной, как и судьба многих подразделений Красной Армии, сражавшихся на фронтах в 1942 году. Тогда бесследно исчезали целые полки и дивизии, сообщить о погибших было порой некому. От нашего батальона остался всего лишь взвод, но мы вышли с боевым знаменем, а поэтому имели право остаться в списке боевых частей.

Можно сказать, нам досталась неблагодарная судьба. Мы прошли через отчаянные бои, два месяца держали оборону на берегу Волги. Лишь единицы из нас получили ордена и медали. Мощное наступление в Сталинграде началось через неделю после нашего ухода на левый берег. Никто не собирался нас чествовать и награждать — не та обстановка. Зализывайте раны, создавайте новый батальон и опять в бой.

Тем не менее именно эти подразделения превратили успешно начавшийся бросок немцев к Волге в тяжелейшее поражение. По разным данным, в битве были уничтожены 130 тысяч немецких солдат и офицеров, 90 тысяч взяты в плен. Наши потери, согласно последним исследованиям, составили 550 тысяч человек погибшими.