Однако сам Холмс пользуется другой памятью. Он уже освоил эти этапы мышления. Для него они стали второй натурой. Холмсу не нужно обстоятельно и подробно думать о мышлении; он делает это машинально, как мы машинально обращаемся к нашему внутреннему Ватсону потому, что научились этому, а теперь отучаемся.

А пока мы не отучились, то, что Холмсу дается без труда, требует от нашего внутреннего Ватсона значительных усилий. Нам приходится поминутно останавливать его, чтобы поинтересоваться мнением внутреннего Холмса. Но по мере того, как мы практикуемся, заставляем себя наблюдать, обращаться к воображению, делать умозаключения, в том числе и в тех обстоятельствах, в которых все это может показаться нелепостью, например когда надо решить, что съесть на обед, начнут происходить перемены. Внезапно процесс станет более гладким и плавным. Мы начнем действовать чуть быстрее. Сами действия будут казаться нам более естественными и менее утомительными.

В сущности, происходящее – не что иное, как переход на другую память. Мы переходим от эксплицитной памяти к имплицитной, привычной, процедурной. Наше мышление становится сродни той памяти, к которой мы обращаемся, когда ведем машину, едем на велосипеде, выполняем задачу, выполненную уже бесчисленное множество раз. Мы переходим от целеустремленности (в случае мышления – от сознательного движения по стопам Холмса и старательного выполнения каждого действия) к автоматизму (нам уже незачем думать об отдельных этапах, наш ум сам перебирает их один за другим). От усиленной, напряженной работы памяти – к запуску допаминовой системы поощрений, порой незаметному для нашего сознания (поведение наркомана как крайний случай). И здесь разрешите мне повториться, так как повтор напрашивается сам собой: чем больше награда за какое-нибудь действие, тем быстрее оно становится привычкой и тем труднее от нее отвыкнуть.

Как вернуть привычку из сферы бездумности в сферу вдумчивости

Действие рассказа «Человек на четвереньках» (The Adventure of the Creeping Man) происходит в то время, когда Холмс и Ватсон уже не живут в одном доме. Однажды сентябрьским вечером Ватсон получает послание от бывшего соседа: «Сейчас же приходите, если можете. Если не можете, приходите все равно»[20]20

Здесь и далее цитаты из рассказа «Человек на четвереньках» приведены в переводе М. Кон. – Прим. пер.

[Закрыть]. Ясно, что Холмс хочет увидеться с доктором, и, видимо, как можно скорее. Но зачем? Что могло быть такого у Ватсона, что так спешно потребовалось Холмсу, причем сыщик не может ни ждать, ни сообщить в письме или передать с посыльным? Трудно представить себе, что за время, которое товарищи провели вместе, Ватсон когда-либо играл иную роль, кроме верного компаньона и автора записок. И уж конечно, Ватсон никогда не раскрывал преступлений, ему никогда не приходили в голову решающие догадки, он не оказал хоть сколько-нибудь заметного влияния на расследовании. Почему же призыв Шерлока Холмса выглядит настолько срочным, словно сыщику никак не обойтись без помощи Ватсона?

Потому что так оно и есть. Оказывается, Ватсон уже давно не просто автор записок о Шерлоке Холмсе и его друг, верный спутник, умеющий оказать моральную поддержку. По сути дела, Ватсон – одна из причин того, что Шерлок Холмс ухитряется оставаться таким же проницательным и вдумчивым. Ватсон необходим (и даже незаменим) для расследования и будет оставаться таковым впредь. Вскоре вы поймете почему.

Привычки полезны. Больше того – привычки необходимы. Они обеспечивают нам когнитивную свободу, возможность обдумывать более масштабные стратегические вопросы вместо того, чтобы беспокоиться о рутинных мелочах. Они нам позволяют мыслить на более высоком уровне и в совершенно другой плоскости, чем нам бы пришлось, не будь их у нас. В опыте заключена огромная свобода и масса возможностей.

С другой стороны, привычка опасно близка к бездумности. Когда что-то начинает даваться легко и машинально, очень просто вообще перестать мыслить. Наш непростой путь к приобретению холмсовских навыков мышления характеризует целеустремленность. Мы сосредоточены на получении будущей награды, которую обещает нам умение мыслить вдумчиво, действовать успешнее, делать более компетентный и основательный выбор, управлять своим разумом вместо того, чтобы подчиняться ему. Навык же как таковой имеет противоположную направленность. Под действием привычек вдумчивый, мотивированный мозг, работающий по системе Холмса, превращается в бездумный, легкомысленный мозг ватсоновского типа, со всеми его предубеждениями и эвристикой, этими скрытыми силами, которые влияют на наше поведение так, что мы об этом даже не подозреваем. Мы перестаем замечать это, а в результате теряем способность уделять происходящему должное внимание.

А что же Шерлок Холмс? Каким образом ему удается сохранять вдумчивость? Разве он – не доказательство, что навык не обязательно с ней несовместим?

Вернемся к срочному письму, которое Холмс прислал Ватсону, к этому призыву приехать, несмотря на все неудобства подобного визита. Ватсон точно знает, зачем его зовут, хотя, возможно, и не осознаёт, насколько он необходим. Холмс, как объясняет Ватсон, «человек привычек, привычек прочных и глубоко укоренившихся, и одной из них стал я. Я был где-то в одном ряду с его скрипкой, крепким табаком, его дочерна обкуренной трубкой и справочниками». В чем же именно заключается роль Ватсона как привычки? «На мне он оттачивал свой ум, я как бы подстегивал его мысль. Он любил думать вслух в моем присутствии. Едва ли можно сказать, что его рассуждения были адресованы мне – многие из них могли бы с не меньшим успехом быть обращены к его кровати, – и тем не менее, сделав меня своей привычкой, он стал ощущать известную потребность в том, чтобы я слушал его и вставлял свои замечания». И это еще не все. «Вероятно, его раздражали неторопливость и обстоятельность моего мышления, – продолжает Ватсон, – но оттого лишь ярче и стремительней вспыхивали догадки и заключения в его собственном мозгу. Такова была моя скромная роль в нашем дружеском союзе».

Холмс пользуется и другими приемами, да и роль Ватсона, как мы вскоре увидим, в действительности гораздо масштабнее, однако Ватсон служит незаменимым инструментом в многоплановом арсенале Холмса, и его функция как инструмента (или, если хотите, как привычки) – следить, чтобы мыслительные привычки Холмса не свелись к бездумной рутине, чтобы они всегда оставались вдумчивыми, относились к настоящему и неуклонно шлифовались.

Ранее мы говорили об обучении вождению и опасности, с которой мы сталкиваемся, как только становимся опытными настолько, что перестаем задумываться о своих действиях, в итоге отвлекаемся, мысленно витаем в облаках, впадаем в состояние бездумности. Если все идет как обычно, с нами все в порядке. А когда что-то не ладится? Наша реакция вряд ли окажется такой же стремительной, как на первых этапах обучения, когда мы всецело сосредоточивались на дороге.

А если бы мы были вынуждены вновь и вновь задумываться о том, как ведем машину?

Кто-то учил нас водить ее, значит, и нас могут попросить научить кого-то другого. Если так, с нашей стороны будет мудрым решением согласиться. Когда мы объясняем что-нибудь другому человеку, раскладываем подробности по полочкам, нам не только вновь приходится уделять внимание тому, что мы делаем: мы даже замечаем, что совершенствуемся сами. Мы видим, что иначе обдумываем этапы, более вдумчиво подходим к тому, что делаем, хотя бы для того, чтобы подать хороший пример. Мы заметим, что уже иначе смотрим на дорогу, точнее формулируем то, что надо знать и на что обращать внимание начинающему водителю, чего он должен остерегаться и как реагировать. Мы видим, как возникают модели, которых мы не принимали во внимание и, в сущности, не замечали раньше, когда с таким трудом осваивали сложные последовательности действий. Для того чтобы увидеть все перечисленное, у нас появятся не только свободные когнитивные ресурсы: мы в достаточной мере будем вовлечены в нынешнюю ситуацию, чтобы воспользоваться преимуществами обретенной свободы.