— Ты кричал, — сказала Ольга. За окном уже рассвело, но я все еще плыл в своем кошмаре. — Ты кричал… Тебе что-то худое снилось?

Господи! Еще какое худое. Я посмотрел на спящую Аленку. Я посмотрел на нее и принял решение.

— Оля, — сказал я. — Оля, вам с Аленой лучше уехать в Питер… ненадолго, на пару дней.

— То есть как? Почему?

— Так надо.

— Интересно! — протянула Ольга. — Ты сбил ребенка с панталыку, наобещал грибы, рыбалку… А теперь что? На меня тебе наплевать. Это-то понятно… Но — Аленка!

— Оля! — перебил я. — Уймись.

— Уймись? Уймись?! Да ты же эгоист законченный. — Ольга уже определенно заводилась. А этот процесс сродни землетрясению — противостоять ему невозможно…

В общем, они уехали. Ольга разбудила дочку, собрала вещи, и они уехали. Алена смотрела на меня глазами захворавшего щенка. Ольга не смотрела вовсе.

Я сказал себе: «Ты же сам хотел, чтобы они уехали… Да, хотел. Но всего лишь на пару дней…» Я побродил по дому, выпил коньяку, посмотрел в зеркало и сам себе (а кому еще?) сказал: «Дурак». Кроме того, я остался без машины и без телефона.

Я пошел искать Ивана Петровича. Но не нашел. И мотоцикла его не обнаружил — усвистал Петрович куда-то.

Тогда я вспомнил про мента у шлагбаума. Шлагбаум и будка, со слов Петровича, появились, когда Зюзин начал строить дом. Поначалу там даже дежурил сторож. Потом сторожа убрали, а мент появился в связи с пожарами. Вот он-то мне и нужен.

Я быстро оделся и вышел из дому. С озера на берег длинными языками полз туман, было отнюдь не жарко. До будки я дошел за десять минут. Рыжеватый и усатенький сержант пил чай в своем «вигваме».

— А что такое? — глубокомысленно спросил он, когда я сообщил, что мне необходимо связаться с милицией. Порочных следов интеллекта на его физиономии не наблюдалось…

Я предъявил удостоверение Агентства и сказал, что очень надо.

— Так че случилось-то?

Я уже начал терять терпение.

— Дом на берегу знаете? — спросил я.

— Ну.

— Там, вероятно, незаконно удерживают женщину. Надо бы связаться с райотделом.

— Оба-на! А выпил много? Шел бы ты спать-то. Ты же с базы?

— Я ведь серьезно, сержант.

Сержант почесал голову и сказал:

— Ну смотри… мое-то дело маленькое. — Он вытащил коробочку сотового (не худо милиция в провинции живет), нажал клавишу. — Але, отдел? Капитана Стасова мне… Здоровеньки булы, товарищ Стасов… Тут такое дело: гражданин подошел с заявлением. На базе отдыхает. Журналист. Говорит, что, мол, есть у него информация о заложниках… Че?… Ага… ага… ну пока.

Сержант выключил телефон, сказал строго:

— Скоро будут. Ты иди к себе на базу, жди.

До базы я не дошел, дошел только до развилки. А там из тумана вынырнул белый «лендкрузер», и «капитан Стасов» показал мне из окна помповушку.

Надели на меня «браслетики», бросили меня на пол… повезли. Да весело, с музыкой… Ай, я лох последний! Всех «обставил, объегорил, замутил и развел на понтах». Ай, я лох…

А Влад весело сказал:

— Мудо ты, журналер… Вчера ушел, а сегодня — хрен. Лучше б ты сам утоп. Нам возни меньше… верно, Костя?

— А в чем дело? — начал я дурковать. — Вы чего, мужики?

— А в том дело, что влез ты, куда влезать тебе не следует, — прорычал Костя. — Теперь придется тебя… того… искупать с камушком на ногах.

Вскоре «лендкрузер» притормозил — видимо, у ворот. Затем джип проехал еще несколько десятков метров и замер. Меня выбросили бесцеремонно — как мешок с картошкой… тьфу!

* * *

Просторный холл… колонны… камин. Над камином — голова лося… кабанья голова.

В стеклянном шкафу — ружья, мечи, арбалеты. Лестница наверх. Кабинет. Строго, достойно, в ретро-стиле… Человек в кресле с сигарой. Он поднимается, и я узнаю полковника Лунина… Сказать, что я совсем не ожидал увидеть его здесь, было бы неправдой. Но тем не менее это все же оказалось неожиданностью.

— Свободны, — сказал полковник моим конвоирам. — Отдыхайте.

Влад протянул ему мои документы: права и удостоверение Агентства, и оба вышли. Лунин некоторое время смотрел на меня, потом сказал:

— А ведь мы с вами встречались, Николай… э-э… — он заглянул в удостоверение, — Степанович.

Лунин положил документы на столик, сигару — в пепельницу.

— Чем обязаны вашему вниманию? — Лунин спрашивал, а я молчал, тянул время, но ничего путного в голову не приходило. — Только не говорите, что исполняете профессиональный долг.

— Это допрос?

— Ну что вы, просто дружеская беседа. — Полковник достал из бара бутылку виски. — Кстати, правду говорят, что «Золотая пуля» получает деньги от Лома?

— Ага, а еще от Склепа, Жоры Армавирского и Васи Пензенского.

— Зря вы так кипятитесь, — почти расстроился Лунин. — Хотите выпить? Ах да…

Он вспомнил про наручники, вытащил из кармана связку ключей. Среди них был и ключик от наручников.

…С грохотом распахнулись створки дверей, и в кабинет вошла женщина… с арбалетом в руках. Такое мне доводилось видеть только в боевиках. Для пущей экзотики на правой руке у нее болтался «браслетик». Такой же, как у меня.

— Руки! — скомандовала она.

Лунин поднял, а я нет. Я просто протянул ручонки вперед: смотри, мол, я тоже невольник этих плохих людей.

— Ты что за конь? — спросила женщина. Она была, несомненно, красива — высокая длинноногая брюнетка в плотно обтягивающих ноги кожаных брюках. Но вот под глазом у нее светился фингал, и я догадался, что это никак не макияж.

— Я — журналист, — ответил я. — Интересуюсь обстоятельствами смерти Валерия Зюзина… А вы кто?

— Журналист? — Она на секунду-другую задумалась. Потом приказала Лунину: — Ну-ка, полкан, сними с журналиста «браслеты».

— Лера! — сказал Лунин. — Лера, ты сейчас совершаешь ошибку. Мы же можем найти общий язык. А этот журналист…

— Заткнись, падла, — ответила Лера. Выражалась она изящно. — Заткнись и делай, что сказано.

Лунин сверкнул глазами, но «браслеты» с меня снял. А я любезно помог ему надеть их. Добавлю, что сделал это с удовольствием. Лера тоже немножко расслабилась.

— Я, — сказала она, — жена… вдова Валерия. Смертью, значит, его интересуешься? — Я кивнул. — Будут тебе материалы, журналист. Будут… если выберемся отсюда. Дай-ка ключики.

Я подал Лере ключи, а она сунула мне арбалет, распорядилась:

— Сунутся два брата-дегенерата — Влад или Костя, — стреляй.

Ошеломленный напором вдовушки, я кивнул. А она освободилась от наручников и пошла в угол кабинета. Там висела картина с каким-то тоскливым зимним пейзажем. А за картиной был, как и положено, сейф… Я стоял как дурак, с арбалетом в руках и поглядывал то на дверь, то на Лунина, то на Леру. Больше всего меня интересовал вопрос: что я буду делать, ежели действительно войдут Влад или Костя? Смогу ли выстрелить?… Горячей любовью к этим уродам я, естественно, не пылал, но стрелять в людей мне еще не доводилось. А стрела арбалетная выглядела очень убедительно, и в напряженном коротком луке чувствовалась мощь…