– У меня выходной, и я сделала себе чуть-чуть «Кровавой Мэри».

– На здоровье, – улыбнулся О’Брайен.

– Насколько я помню, я еще тогда рассказала все, что знала об убийстве Александрии.

– Джуди, недавно произошло несколько событий, которые убедили меня в невиновности Чарли Уильямса.

– Какие события?

– Убийство священника и еще двух человек, которым было известно, что Уильямс ее не убивал.

– Тогда кто?

– Я надеюсь, что вы мне подскажете.

– Я рассказала все, что знала.

– Не могли бы вы освежить в моей памяти подробности связи Александрии с Руссо?

Она усмехнулась, размешала коктейль стеблем сельдерея и ответила:

– Он был редкостной задницей. Он мне не нравился, когда управлял карьерой Алекс. Из-за него она здорово подсела на кокс. Но я никогда не думала, что он ее зарезал. Чарли жутко ссорился с Алекс, хотел вернуть ее в Северную Каролину и пытался оторвать ее от Руссо. Я думаю, Чарли чертовски перепил, слетел с катушек и убил ее.

Джуди шмыгнула носом.

– Я перечитал протоколы ваших показаний, данных одиннадцать лет назад. В одном месте вы сказали, что кто-то стал звонить Алекс, в разное время, и после этих звонков ей приходилось бросать все и идти. Вы сказали, что ей ужасно не хотелось уходить и… «этот парень наводил на нее жуть». Вы сказали, она возвращалась со встреч с ним в мотеле и долго стояла под душем. Вы говорили, что в один из дней услышали, как она плачет в ванной, и сели поговорить с ней. Как подруга с подругой. Алекс упоминала, что думает о самоубийстве, а через три дня ее убили.

Джуди уставилась на кофейный столик. О’Брайен видел, как повлажнели ее глаза. Потом она посмотрела на фотографию на каминной полке – Джуди с Александрией стоят у зоопарка.

– Я помню. Я думала об этом со дня ее смерти.

– Вы рассказали мне все? Абсолютно все?

– Алекс говорила, что чувствует себя одинокой – она так и сказала, «одинокая». И оскверненной. Я помню, она завернулась в большое пушистое полотенце, села на край ванны, и мы говорили. В основном я слушала, а она не выдержала и рассказала, что ее отчим надругался над ней, когда ей было одиннадцать. А сейчас этот новый ублюдок звонил ей и возвращал старые кошмары. Она сказала, что чувствует себя беспомощной, как маленькая девочка. Некуда бежать и не к кому. Я обнимала ее, как ребенка, а она все плакала и плакала.

Джуди стиснула стакан с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Когда вы впервые сказали мне об этих звонках, – заговорил О’Брайен, – я решил, что речь идет о домогательствах Руссо. О нарциссической его сущности. Но за последние несколько дней я выяснил, что Руссо – мразь того же типа, что отчим Александрии.

Джуди подошла к маленькому бару и спросила:

– Может, чаю или еще чего?

– Нет, спасибо.

Она сделала себе новый коктейль и снова села.

– Так немного легче переваривать ваши новости.

– Работал ли в то время на Руссо какой-нибудь человек, который много пересекался с Александрией?

Джуди положила ногу на ногу и отпила из стакана.

– Вряд ли. Руссо ничего не выпускал из рук. Я помню, в ту ночь Алекс сказала мне, что, если она не будет сотрудничать, он разрушит ее карьеру. Но с чего бы ему разрушать карьеру человека, приносящего хренову кучу денег? Незадолго до смерти Алекс призналась мне, что употребляет героин.

– Героин?

– Она показала точку между пальцами ног и сказала, что туда он колол ей наркотик. Может, Чарли как-то узнал об этом и съехал… пытался вытащить ее из такой мерзости. Но это все равно его не оправдывает.

– Я не помню, чтобы во время первого расследования вы говорили о героине.

– Среди кокса, таблеток и прочего дерьма в ее жизни героин был просто еще одним свидетельством ее наивности, доверчивости и глупости. Алекс сказала, что больше никогда не будет его употреблять, и умоляла никому не рассказывать. Вы арестовали за убийство Чарли, и героин вроде как потерял значение, поскольку Чарли его не употреблял и определенно не давал ей.

– Тогда кто?

– Не знаю. Она не говорила, но я не думаю, что это был Руссо.

– Джуди, этот разговор с Алекс, разговор подруги с подругой, который вы описываете, наводит меня на мысль, что она могла выдать вам нечто большее.

– В каком смысле?

– Вы были ее лучшей подругой. Мне кажется, она могла довериться вам и рассказать, с кем она встречалась и кто подсадил ее на героин.

– Она боялась. Она сказала, что если я буду знать мало, то не окажусь в беде.

– Как вы думаете, что она подразумевала под бедой?

– Не знаю. Я припоминаю, она говорила, что иногда по ошибке можно довериться дурным людям… а они встречаются даже среди тех, кому платят за то, чтобы они тебя защищали. Я думаю, она имела в виду кого-то из охранников Руссо – его телохранителей. Парней, которые отгоняли от нее папарацци.

О’Брайен промолчал.

Джуди сняла с полочки фотографию. Она секунду смотрела на нее, улыбнулась и отпила коктейль. Потом протянула фотографию О’Брайену.

– Она снята в зоопарке Майами. Алекс любила ходить туда. Любила животных и покой этого места. С тех пор она не постарела ни на день. Душа Алекс была так же прекрасна, как ее внешность. Но шрамы покрывали ее сердце задолго до того дня, когда ее убили. Надеюсь, вы найдете этого парня.

Анита Джонсон проснулась позже, чем собиралась. Почтальон уже приходил? Она выскочила из кровати, завернулась в халат и посмотрела на малыша. Ронни еще спал. Наверное, устал от обратной дороги, подумала Анита. Мама была права. Уезжай и оставь Лайла. Оставь позади его побои и безумные схемы «быстро разбогатеть».

Она поставила кофе, выглянула из-за кухонных занавесок и стала ждать. Что же послал Лайл? Ее не было дома два дня с тех пор, как она говорила с Лайлом, она решила побыть с матерью. Она рассказала матери обо всем, даже о последнем странном разговоре с Лайлом. Сейчас она может его оставить. Анита провела за рулем пять часов и приехала домой поздно вечером. Она не могла уснуть, приняла чертовы таблетки, а сейчас уже день.

Она глотнула кофе, коснулась губ помадой, завязала поясок халата и пошла по грунтовой дорожке к почтовому ящику. Она прислушалась, надеясь услышать тарахтящий звук дизеля. Ничего. Только дурацкие трели пересмешника.

Она потянулась к почтовому ящику и почувствовала, как участился пульс. Нечего нервничать, сказала она себе. Просто какая-то ерунда, которую Лайлу не хватило мужества сказать лично. Сказать, когда он не был безумно пьян. Она вытащила пачку счетов. Свет. Ипотека. Реклама. Скидки. Деньги за новый телевизор будут выплачены, когда Ронни исполнится шесть. Четыре конверта с четырьмя счетами. От Лайла ничего нет. Где же он?