— Работу? — недоуменно переспросил Гурдже.

За кивнул, зевая и потягиваясь в подстраивающемся под его позу формокресле.

— Да. Они из Имперской тайной полиции, Девятое бюро или что-то в этом роде. — Он снова зевнул. — Но, конечно, газеты напишут, будто недовольные граждане… хотя могут попытаться повесить и на револютов… но это вряд ли… — За ухмыльнулся и пожал плечами. — Хотя могут и попытаться, ну так, ради смеха.

Гурдже задумался.

— Нет, — сказал он наконец. — Не понимаю. Вы сказали, что эти люди из полиции. Но как…

— Секретной полиции, Жерно.

— Но как можно иметь секретного полицейского? Я полагал, полицейские носят форму, в частности, для лучшей узнаваемости, чтобы играть роль сдерживающей силы.

— Господи, — сказал За, пряча лицо в ладонях, потом убрал руки и, глубоко вздохнув, посмотрел на Гурдже. — Хорошо… ладно. Секретная полиция — это те, кто ходит среди людей, подслушивает, о чем те говорят, когда форма не дает им играть роль сдерживающей силы. И тогда, если человек не сказал ничего противозаконного, но сказал нечто, по их мнению, угрожающее безопасности империи, то его похищают, допрашивают и — как правило — убивают. Иногда отправляют в исправительную колонию, но обычно все же сжигают или сбрасывают в старую шахту. Здесь атмосфера насыщена революционной лихорадкой, Жерно Гурдже, а улицы города кишат неосторожными языками. Они делают и кое-что другое — эта секретная полиция. Сегодняшняя история и есть кое-что другое. — За откинулся назад и сделал экспансивный недоуменный жест. — Хотя, с другой стороны, я допускаю, что они и в самом деле — революты или недовольные граждане. Вот только они все перепутали… Но такими вещами занимается именно секретная полиция, уж вы мне поверьте. Ага!

Появился поднос с большой чашей в держателе. Над кипящей многоцветной поверхностью жидкости поднимался густой пар. За взял чашу.

— За империю! — прокричал он и залпом выпил содержимое, а потом с треском поставил чашу на поднос. — А-а-а-а-а! — выкрикнул он, сопя, кашляя и вытирая глаза рукавом. И подмигнул Гурдже.

— Извините, если я туго соображаю, — сказал Гурдже, — но если эти люди из имперской полиции, то они, видимо, действовали по приказу? Что происходит? Неужели империя хочет моей смерти, потому что я выигрываю у Рама?

— Гмм, — промычал За, покашливая. — Вы учитесь, Жерно Гурдже. Черт, я полагал, что игрок должен соображать немного быстрее, что у него должно быть природное коварство… но вы здесь — ягненок среди волков, как бы там ни было, кто-то из власть имущих желает вашей смерти.

— Вы думаете, они попытаются еще раз?

За покачал головой:

— Слишком очевидно. Если они идут на такое, то ситуация для них отчаянная… по крайней мере в ближней перспективе. Думаю, они подождут и посмотрят, как сложатся ваши десять следующих игр. И если не удастся добиться вашего поражения, они вынудят вашего следующего одиночного противника применить физическую опцию — в надежде, что вы с испугу наложите в штаны. Если вы зайдете настолько далеко.

— Неужели я для них представляю такую угрозу?

— Послушайте, Гурдже, они понимают, что сделали ошибку. Вы не видели передач, которые шли тут перед вашим появлением. Там говорили, что вы — лучший игрок всей Культуры и к тому же что-то вроде декадентствующего бездельника, гедониста, который ни дня в жизни не проработал, что вы высокомерны и абсолютно уверены в своей победе, что вам в тело вшили бог знает сколько новых желез, что вы трахали свою матушку, мужчин, животных, что вы — наполовину компьютер… Потом Бюро просмотрело несколько ваших игр на пути сюда и заявило…

— Что? — сказал Гурдже, подаваясь вперед. — Как они могли увидеть некоторые из моих игр?

— Они попросили меня предоставить им некоторые из ваших недавних игр, я связался с «Фактором сдерживания» — ну и зануда же этот корабль! — и попросил его прислать мне записи двух-трех ваших последних игр против него. Бюро сделало свои выводы о вашей силе как игрока и сказало, что категорически не возражает — пусть, мол, использует свои наркогланды и все остальное… Прошу прощения. Я решил, что корабль сначала испросил вашего разрешения. Он что, не запрашивал?

— Нет.

— Ну все равно. Они сказали, что вы можете играть без всяких ограничений. Не думаю, что они на самом деле этого хотели (ну там чистота игры, вы же понимаете), но распоряжения такого рода были отданы. Империя хотела доказать, что даже с вашими несправедливыми преимуществами вы не сможете остаться в главной серии. Видя вашу игру в первые два-три дня против этого жреца и его прихвостней, они, наверно, радостно потирали свои ручонки, но тут случилась эта победа, неожиданная, как кролик из шляпы фокусника, и радости у них поубавилось. Когда в одиночной игре вам выпало играть против Рама, это, вероятно, показалось им отличной шуткой, но теперь вы вот-вот выставите его перед всем миром с грязной задницей, и они запаниковали. — За икнул. — Вот откуда эта неудавшаяся стрельба сегодня.

— Так, значит, жребий на самом деле тоже совсем не жребий?

— Силы небесные, Гурдже, конечно нет! — За рассмеялся. — Чтоб мне так жить! Неужели вы настолько наивны?

Он сидел, покачивая головой, глядел в пол и время от времени икал.

Гурдже встал и подошел к открытой двери модуля, откуда открывался вид на город, мерцающий в предвечерней дымке. Длинные тени башен лежали, словно редкие волосины на почти облысевшей шкуре. В небесах виднелся отливавший красным цветом заката флаер.

Гурдже никогда еще не чувствовал себя таким разочарованным и злым. Еще одно неприятное чувство в придачу к испытанным в последнее время: что он намертво втянут в игру и что впервые в жизни он играет всерьез.

Все, казалось, считали его ребенком. Они беззаботно решали, что ему нужно и чего не нужно говорить, утаивали от него то, что он должен был знать, а если что и говорили, то действовали при этом так, словно он все время должен был знать об этом.

Он оглянулся на За, но тот сидел с отсутствующим видом, потирая живот. Потом За громко рыгнул, безмятежно улыбнулся и крикнул:

— Эй, модуль, включи десятый канал! Да, на экране.

Он встал и засеменил к стойке перед экраном, остановился перед ней, сложив руки на груди, насвистывая что-то неудобоваримое и бессмысленно ухмыляясь при виде живых картинок. Гурдже наблюдал за этим сбоку.

В новостях показывали высадку имперских войск на далекой планете. Горели города и поселки, петлями вились по дорогам колонны беженцев. Показывали интервью, взятые у безутешных родственников павших бойцов. Показывали обитателей покоренной планеты — волосатых четырехногов с приспособленными для хватания губами: они лежали, связанные, в грязи или стояли на коленях перед портретом Никозара. Один был разрублен — пусть дома посмотрят, что там у него под волосатой шкурой. Губы четырехногов стали ценным трофеем.

В следующем репортаже рассказывали, как Никозар уничтожил своего противника в одиночной игре. Император шествовал от одного конца доски к другому, подписывал какие-то документы у себя в кабинете, потом общий план: император снова стоит на доске. Комментатор за кадром с воодушевлением говорил о его великолепной игре.