– Так шо… – с деланной слезой в голосе проговорил д'Орбиньяк. – Вот это ж все, шо вызнано непосильным трудом, все коту под хвост? – Он оглянулся по сторонам, точно выискивая вышеупомянутого кота.

– Отнюдь, – покачал головой я. – Мы сделаем по-другому.

Я начал излагать Лису свой план, начавший выкристаллизовываться еще у постели раненого дю Гуа и приобретший окончательно четкость сейчас, после слов моего боевого друга.

– Угу… Угу, – кивал головой Рейнар, слушая мою речь, – Как говаривал великий комбинатор: «Конгениально!» Проникнуть, посчитать, посмотреть – это все не вызывает вопросов. Вопрос в том, как я оттуда смываться буду. Знаешь, эта досадная мелочь меня отчего-то всегда интересует. И, сказать по правде, плотное общение с тобой способствует подобным мыслям.

– Лис! – Я проникновенно поглядел в глаза напарника и, вытащив из ножен кинжал, отрезал от сардельной гирлянды, перепоясывающей шевалье, добрую четверть. – Что-то мне подсказывает, что ты придумаешь, как с этим справиться.

– И вот всегда так! – страдальчески махнул рукой д'Орбиньяк.

Он хотел еще развить свою мысль, но тут в дверях постоялого двора вновь показался де Батц – мокрый, точно все время, прошедшее с нашего бурного расставания, он провел под тропическим ливнем. Слипшиеся черные пряди, приставшие ко лбу над горящими глазами, и резкость движений, заметная во всем его облике, неумолимо свидетельствовали, что холодный душ не слишком утихомирил буйный порыв гасконца.

– Конфьянс! – крикнул он, увидев девушку, собирающуюся удалиться в отведенные ей покои. – Конфьянс, прошу вас, выслушайте меня!

– Так, Капитан. Тут у нас бурление страсти роковой. Мы здесь ни к чему. Давай-ка лучше скроемся. – Он потянул меня в сторону открытой двери кухни.

– Ну, ты же видишь, как он возбужден! – глядя на обтекающего лейтенанта, начал было я.

– Носорог подслеповат, но, по большей мере, это не его проблема. Ты что же, думаешь, он хоть пальцем тронет девочку?! Да он скорее себе харакири деревянной ложкой через повешение на медленном огне сделает! Не видишь, что ли, у вьюноша первая любовь! Дай ему высказаться! А то начнешь сейчас пургу гнать: «Мы, Божьей милостью, замазанник Божий…»

– Что с вами, Маноэль?! – раздался над нашими головами встревоженный голосок Конфьянс. – Вам плохо? Почему с вас течет вода?

– О да, мне плохо, мадемуазель!

Из залы донесся грохот.

– О! На колени рухнул! – прокомментировал подозрительный шум Рейнар. – Господи, какие мы, мужики, однообразные, когда пытаемся убедить очередную фею тайных грез передать в наше безраздельное пользование руку, сердце и прилегающие к ним органы.

– Конфьянс, я люблю вас, как никогда и никого не любил! – страстно провозгласил голос Мано.

* * *

– Я старый солдат и не знаю слов любви, кроме команды «Ложись!» – не замедлил ехидно прокомментировать Лис.

– Шевалье!.. – собрался было возмутиться я.

– Да че ты, че ты?! Это ж я из глубокой белой зависти! А так – могу даже слова подсказать.

* * *

– Я знаю, что недостоин вас. Кто я?! Бедный дворянин, шестой сын в семье, не имеющий шансов на наследство. Да и того едва ли хватит на самую скромную жизнь в глуши. Но. Конфьянс, я люблю вас, и никто никогда не сможет любить вас более, чем я. Прикажите – и я буду следовать каждому вашему повелению! Я буду жить и умру ради вас! Испытайте меня, сударыня! Я готов свершить для вас любой подвиг!

* * *

– Вот видишь, Вальдар, к чему приводит чтение в детстве на сон грядущий рыцарских романов! «Ну шо, сэр рыцарь, притащил нам голову дракона? Получи взамен руку принцессы. А вот ежели еще великана-людоеда ухайдокаешь, мы тебе и башку ее презентуем!»

– Лис! – возмутился я.

– Да ну шо Лис?! Я ж за дело радею! Твой же, между прочим, летеха от любовной тоски весь измаялся, шо Волк без Красной Шапочки!

* * *

– Мой милый друг! – раздались над нашими головами слова девушки. Судя по тону, она была весьма взволнована. Я бы даже сказал, обескуражена любовным натиском пылкого воздыхателя. – Все это так неожиданно! Конечно, мой дорогой друг, от меня не укрылись те нежные чувства, которые вы ко мне питаете. И, поверьте, – Конфьянс вздохнула, – я очень благодарна вам за них. И можете быть уверены – вы отнюдь не безразличны мне. И в моем сердце…

* * *

– Вы будете жить вечно! – прошептал Лис.

* * *

– …вы будете жить вечно! – словно услышав подсказку Рейнара, продолжила девушка. – Никогда в жизни у меня не было и вряд ли когда-нибудь будет друг более преданный, чем вы. Я всегда мечтала о таком старшем брате. Но, мой славный Мано, я и не помышляла о замужестве. К тому же вам, вероятно, известно, что теперь, когда я осталась сиротой, соизволение на мой брак должен дать лично король Франции…

* * *

– Эх! Бортанула… – досадливо махнул рукой Лис. – А зря! Хороший, в принципе, парень. А насчет богатства, так я Думаю, ежели мы с тобой мозгами пораскинем, так Мано у нас быстро окажется герцогом и обладателем наследственных сокровищ рода Монте-Кристов.

– Она права, – печально вздохнул я. – Разрешение на ее брак должен дать Генрих III. А он его не даст, поскольку королева-мать намерена выдать Конфьянс замуж за Дамвиля, брата маршала Монморанси и вице-короля Лангедока. По ее мнению, такой брак одновременно и укрепит позиции Дамвиля в Тулузе, и привяжет его к королевскому двору. Согласись, шевалье де Батц де Кастельмор в этой политической комбинации – лишняя фигура!

– Дьявольщина! Не соглашусь ни в жисть! – Лис потащил меня к черному ходу, подальше от двери, где нас могли услышать. – Ты шо, охренел, монарх недобитый! Ты рассуждаешь, как Генрих Наваррский, шоб его подняло та гэпнуло! А ты кумекай, как Божьей милостью Вальдар Камдил Первый и в своем роде единственный. У тебя друг, которому ты, между прочим, жизнью обязан, страдает от любовной лихорадки. А ты мне тут начинаешь городить из картонки баньку! Да наблевать и розами засыпать! Все эти короли, королевы, маршалы… То усе такэ! Раз Мано желает жениться на нашей подопечной, так, будь добр, обеспечь ему это. Тем более что, я тебе говорю, – девушка совсем не против. У нее просто воспитание дурацкое. Она теперь будет пять лет политесы разводить. Так шо давай! Родина смотрит на тебя широко открытыми от ужаса глазами и с придыханием ждет подвига. Ежели ты, Генрих Иксовый, его не совершишь – я с тобой разговаривать не буду! Оставайся Бурбоном до скончания веку!

Признаться, я был несколько обескуражен подобным натиском Лиса. Его отношения с Мано никак нельзя было назвать дружескими. Со стороны могло показаться, что каждый из них ревниво отстаивает свое место возле короля. Колкости, отпускаемые д'Орбиньяком, Мано порою слушал стиснув зубы, чтобы не хвататься лишний раз за оружие. Но было в Сергее то, что скорее чувствовал, чем помнил, я и о чем, вероятно, даже не подозревал де Батц, – непоколебимая верность своим друзьям. Верность, не считавшаяся ни с опасностями, ни с выгодами, ни с чьим бы то ни было мнением.