Бодровский хлебнул всего глоток шампанского. Но его явно уже вело. Начался адреналиновый откат. Катя уже замерзшими руками спешно открыла мясную нарезку и хлеб. Прямо на скамейке рядом с роддомом соорудила несколько нехитрых бутербродов. Практически насильно впихнула Юрке и Вадиму.

Вдвоём они погрузили новоиспеченного папашу в такси. Вадим назвал адрес Бодровских. Кате не очень хотелось ночевать в чужом доме. Но сейчас дело было не в её желаниях.

99.

На пороге квартиры под радостные причитания тёти Вали по всем поводам сразу у Бодровского открылось второе дыхание.

А Катя, оказавшись в тепле и поев горячего, быстро разомлела. Забралась с ногами на крохотный кухонный диванчик. Последнее, что она слышала, это рассказ, почему же всё-таки Юрка с Аллочкой назвали сына Михаилом.

— Ветер, оказывается огромная глупость вот эта фраза, помнишь, Серёга Лотвин говорил в Нахимовском. Мы ещё ржали тогда, как кони. Дебилы малолетние. "Лучше один раз родить, чем всю жизнь бриться." Помнишь? — Помню, конечно. То-то теперь отец Захар даже без усов ходит. А помнишь, мечтал, что у него будут такие висячие, — засмеялся Вадим. — Ну, вот и мне было смешно раньше. Пока Алуся первый раз не закричала. Она мне ещё в плечо вцепилась когтями. А потом она кричала часто, — Бодровский помрачнел, — И это, Ветер, было прям серпом по яйцам. Доктор пришёл такой старенький. А я, дурень, сижу думаю, что хорошо, что старый, молодого мужика я бы к жене не допустил. Фигня это всё, Ветер… Пустил бы. Ещё сам просил бы… Только бы всё хорошо было.

Ветров слушал, не перебивая, но воображение тут же рисовало Катю на месте Аллочки. Внутренности в узел закручивало.

На табуретке рядом тихо сидела тётя Валя. Обычно хлопотливая и шумная, она не проронила ни слова, пока сын рассказывал.

— Вот этот доктор мне велел читать стихи. Мне! Стихи! Я, блин, последнее стихотворение, которое выучил, это "Белеет парус одинокий". Тогда, помнишь, на конкурс чтецов надо было? А я вам с Захаром проиграл желание. И вы, черти, меня на этот конкурс. Позор такой! — Да, ладно, всё ж хорошо было. Мы вообще хотели, чтобы ты на полонез вышел с дочкой Медведчука. Так что, это ещё версия лайт. — С этой жопастой? Ветер, серьёзно? — Не отвлекайся! Так что там с доктором и стихами? — Ну вот, значит, я как дебил стою рядом с Алусей. Она стонет. А я стих читаю. А доктор мне говорит, чтобы я громче читал и с выражением. — А ты? — не выдержала тётя Вера. — А я, мам, начал громче. А оно короткое. Доктор говорит, давай ещё раз. И я читал. — Сколько раз? — уже давился от хохота Ветров. — Семь! Хватит ржать, Ветер! Семь долбаных раз. Я ж не могу признаться, что других стихов не знаю. — Как, сыночек? А "Я помню чудное мгновенье.."? — Мам, я там забыл, как меня зовут. Не то что Пушкина. Доктор ржёт. Алуська хихикает уже. Акушерка старается не хохотать. А я, клоун, их значит развлекаю. Но смотрю, Алусе не так больно. Я б читал, сколько надо. И тут они говорят: "Пошли рожать". А я не понял, а до этого это что было такое? Пошли в другое помещение. Там мне уже не до стихов было. Я чуть лёгкие не порвал, когда мы дышали, как нам велели. И тут доктор говорит: "Вы, папа, смотрю, Михаила Юрьевича очень любите. Он, кстати, мой тёзка. Я тоже Михаил Юрьевич." И вот прям в этот момент нам сына показывают. Смотрю, глазами хлопаю. Медсестра уже ко мне с нашатырем стала подкрадываться. У них там слабосильные папаши, оказывается, в обмороки валятся.

— Наш то самый лучший, да, сыночек? — тётя Валя не сводила глаз с первой фотографии внука, — Вот отец, жаль, не дожил. — Про отца, мам…. У меня в тот момент в голове голос его звучал, вот будто он рядом: "Юрий, ты мужик, а не тряпка". Он, помнишь, всегда так говорил, когда я тут сопли распускал. — Он очень тобой гордился, — утерла слезы Юрина мама. — Ну вот… Я и подумал. Вернее, Алуся сказала: "Может, Михаилом?". Мы ж всё выбрать не могли. Решили, посмотрим на ребёнка и решим. Так что решили. Михаил Юрьевич Бодровский. — Отлично звучит! За наследника твоего, брат!

Катя почувствовала, как руки Вадима подхватили её и понесли куда-то. Утром она очнулась в кольце его рук, крепко прижатая спиной к животу Вадима. Рассказ Юрки про роды сильно впечатлил. Так, что заныло всё внутри. Это она ещё Аллочкину версию не слышала. Просьба Ветрова о присутствии на родах теперь виделась очень разумным решением.

100.

Всё время до выписки из роддома Аллочки с сыном Юрка вместе с Вадимом и Катей покупали всё нужное малышу.

Катерина буквально висела на связи с Лёлей. Всё-таки Сонечка совсем ещё маленькая. Опыт недавний. Да и сама Катя отлично помнила, как из роддома приносили младших. Она насилу уговорила Бодровского не звать на выписку большую толпу домой.

— Ты понимаешь, она только родила. Еле ходит. Сидеть долго тяжело. Кушать всё подряд нельзя. А ты устроишь застолье, где она ещё подорвется накрывать и посуду мыть. Позови к роддому. А потом уже на крестины. И Миша побольше будет. И Аллочка в себя придёт.

Жить у Бодровских было очень неудобно. Комната проходная. Чужая ванная. В гостях у друзей хорошо, но у них свои дела и заботы. Катя жалобно посмотрела на Вадима первым же утром. Тот кивнул. — Сейчас решим. Не переживай.

Забронировать отель прямо на Гороховой, ровно на том перекрёстке, где он поймал Катю, показалось Вадиму отличной идеей. Да и из центра ближе до всего, что им нужно, чем с Юркиной окраины.

Когда такси остановилось у парадного, Катя глазам своим её поверила. Снова это волшебное место. Кажется, её любимый перекрёсток в Петербурге.

Юрке и тёте Вале отъезд в гостиницу Вадим объяснил просто. Они не хотят мешать приводить квартиру в порядок к приезду Аллочки с малышом.

Ветров был рад за друга и его семью. Готов помогать во всем. Но у него теперь своя семья и свои обязанности.

После беготни по детским магазинам голова и ноги одинаково гудели. Если бы не Катя и его будущая тёща, фиг бы они столько успели, да ещё так эффективно. Купили даже какой-то расчудесный горшок в виде машинки. Какие-то бутылочки и соски. Автокресло. И милейший комбинезон с ушками.

Во всех этих магазинах с крошечными, будто на куклу, вещами, Ветров чувствовал себя странно. Но его проводил в восторг то, как Катя выбирает детские вещи. Со знанием дела. Ответственно. Тормозить фантазию было всё сложнее. Вадим торжественно пообещал себе, что своим детям он точно купит всё заранее.

Пока Бодровский сайгаком поскакал к своим в роддом, Вадим с Катей в четыре руки собрали кроватку. Получили в награду тетьвалиных сырников с чаем. И отбыли в отель с чистой совестью.

Вечером вышли прогуляться. В крохотном обувном магазинчике недалеко от Красного моста Катя увидела туфли. Изящнее не придумать. Удобнее и не представить. Особенно учитывая приличный каблук. Вадим чувствовал себя практически принцем перед своей невестой. Стоя на одном колене, он надел на неё туфельки. Она покрутилась перед зеркалом. Было видно, как глаза загорелись.