– Ты утром притворялся, что ли? – спрашиваю, когда мы разлепляемся.

– Нет, – усмехается он. – Я просто порылся в Сети... Вы, земляне, ведь всегда про всё пишете с картинками и обучающее видео снимаете, за что ни возьмись. Просто раньше мне незачем было...

Я на радостях загоняю Азамату ещё шприц антибиотиков на дорожку, и мы наконец-то выдвигаемся.

В машине Алтонгирел косится на меня с недоверием и почтением, как будто внезапно познал мою божественную сущность. Похоже, поговорил-таки с Азаматом. Можно, конечно, поинтересоваться, но в машине, при всех, как-то не хочется.

Народ разрядился, кто как мог. Алтонгирел вздел один из своих бесчисленных халатов и подпоясался так элегантно, что эта прямолинейная конструкция на нём чрезвычайно эффектно смотрится. На Эцагане халата нет, только ярко-синие штаны и малиновая рубаха, расшитая по всей груди чёрными оленями, если, конечно, это олени. Народная вышивка иногда весьма загадочна. Тирбиш в счастливо-оранжевом кафтане с вышитыми вишенками, а на ногах у него такие самые сапоги, как я видела в шкафу у Алтонгирела. Длинные, как чулки, и такие же мягкие. Хранцицик и Ирнчин почти в одинаковых кафтанах и поглядывают друг на друга с неудовольствием. То ли похожесть – дурной тон, то ли им одна женщина их шила. Вообще наблюдается некая тенденция: кто помоложе, те больше в рубашках, только редко что-то ещё сверху надето. А вот старшие наоборот в нескольких слоях плотной ткани. Ахамба и Орвой (тот, что с родинкой) также имеют на головах причудливые шапки: у Ахамбы она больше похожа на церковный купол с красной пимпочкой на вершине шпиля, а у Орвоя скорее что-то сродни папахе. На общем нарядном фоне несколько выделяются наши пилоты, на которых традиционная одежда выглядит столь же бесформенно, как их обычные свитера.

Мы проезжаем по фешенебельным районам, потом опять начинаются лабазы, а потом и вовсе неосвоенная целина. Едем мы на сей раз в микроавтобусе, который за нами специально прислали. Водитель – явный муданжец, но наши с ним не знакомы и переговариваются негромко и помалу. Мы с Азаматом тоже молчим, я смотрю в окно, а его взор устремлён куда-то внутрь себя. В окне скучная красно-бурая земля до горизонта, у которого светятся огоньки населённой части планеты. Хоть бы газончиком засеяли... хотя у них тут, кажется, мало пресной воды, пришлось бы завозить или фильтровать для полива.

И тут впереди из пыльной лиловой дымки проступают горы. Прямо натуральные серые, мрачные горы, высокие такие.

– А я и не знала, что на Гарнете есть горы, – говорю.

– Гарнет не любит хвастаться тем, что далеко от моря и туристических центров. А в этих горах посторонним делать нечего.

– А-а... мы именно к ним едем? – уточняю я. Что-то пейзаж вокруг плохо сочетается с длиннополым платьем.

– Да, – кивает Азамат, потом замечает мою встревоженность. – Не волнуйся, подниматься будем на чистеньком офисном лифте.

У меня отлегает от сердца. Если на лифте и без пыли, то хоть на Джомолунгму.

– А как там с ветром?

– Ну, ветер, конечно, сильный, – соглашается Азамат, – но мы не будем подниматься на склоны. Место встречи – внутри, в самом сердце скалы.

Дальше мне расспрашивать боязно. Будем надеяться, что в пещерах не очень мокро и не очень холодно...

Первую свинью подкладывает лифт. Он оказывается прозрачным во все стороны, даже по углам никаких железяк. В итоге чувствуешь себя зависшим в воздухе посреди каменной шахты, и что влечёт тебя вверх – непонятно. Я вцепляюсь в Азамата так крепко, что не чувствую пальцев. Он сначала никак не может понять, чего это я, но потом догадывается меня приобнять. Так и стоим столбом посреди лифта, а остальные прижимаются к стенками и комментируют, какие породы камня мы проезжаем. Мне на них смотреть тошно. Над головой угрожающая чернота, никакого неба.

Наконец пытка завешается: одна стенка прозрачной конструкции просто растворяется, и мы выходим в пещеру. Ну, не всё так плохо. Во-первых, она хорошо освещена миленькими цветными лампами в форме бараньих рогов по стенам. Во-вторых, все поверхности тут выложены аккуратно отшлифованным камнем, посверкивающим в пёстром свете, как снег. По крайней мере, интерьер цивилизованный. И не холодно вроде бы.

Азамат мягко подталкивает меня вперёд, и мы идём в глубь скалы. Пещера оказывается коридором и по мере продвижения расширяется, потолок уходит всё выше, а потом и вовсе становится неразличим в темноте, когда его перестаёт достигать свет низко повешенных ламп. Я всё ещё придерживаюсь за Азамата на всякий случай, хотя уже и не так истерически. Звуки наших шагов постепенно становятся всё громче, рождают эхо и гремят над головой, как будто там скачет конница. И почему нельзя было встретиться в ресторане, а?

Коридор приводит нас к зале; у гигантских дверей, оформленных как стрельчатая арка, стоит высокий тощий старик с длинной седой бородой, заплетённой в две игривые косички с пёстрыми бусинами. На самом старике длинный халат, расшитый золотом. В руках у него электронная книга со списком приглашённых.

Азамат придерживает меня за локоть и отводит в сторону, позволяя остальным пройти.

– Мы зайдём последними, – говорит он мне шёпотом, но гулкая пещера всё равно разносит его слова. Я только киваю.

Старик имён не спрашивает, он и так всех знает, только вычёркивает в своём списке тех, кто уже пришёл, а потом пронзительным зычным голосом выкрикивает в дверной проём имя пришедшего.

– Мне надо будет представиться? – шепчу я Азамату, стараясь не произвести вообще никакого звука. Эхо всё-таки подхватывает мои слова, но превращает их просто в невнятный шелест. Азамат мотает головой.

Когда все наши втягиваются в залу, мы приближаемся к привратнику. Он деловито помечает Азамата в списке, потом окидывает нас безразличным взглядом, задерживаясь на большом, гордо сверкающем хоме Азамата и моём маленьком хомчике, подмигивающем сапфировыми глазами.

– Азамат Байч-Харах с женой, – трубит старик за дверь и отступает. Возможно, мне мерещится, но по зале как будто прокатывается смутный гул.

Я изо всех сил стараюсь придать своей осанке и лицу хоть какое-то достоинство и не выглядеть, как забитый кролик. Азамат отпускает мою руку, и это совершенно не облегчает задачу.

Если до сих пор я думала, что нахожусь в очень просторном помещении, то теперь понимаю, что то был крысиный лаз по сравнению с собственно «гостиной» . Она невероятных размеров, и кажется ещё больше из-за леса естественных колонн, похожих на песочные часы. Стен я вообще не вижу, только колонны и колонны, которые становятся всё чаще, чем дальше вглубь. До уровня двух-трёх человеческих ростов они украшены резными узорами, похожими на те, что вышиты на одежде у муданжцев. А выше эти узоры плавно переходят в естественные наросты и пятна камня, проблески слюды или чем там оно всё блестит.

А блестит действительно всё. Я даже не понимаю, где установлены лампы, но их цветные лучи, как сквозь витраж, обдают всё вокруг радужным мерцанием, как будто сами скалы расщепляют белый свет на спектр.