Потом он зубами прокусил пластик и снял свой браслет.

Алешка послушно таскал свой с номером 307. Свидетельство его хорошего здоровья.

— Как ты думаешь, у нее свои дети есть? — спросил Алешка.

Яков даже вздрогнул.

— Надеюсь, нет, — пробормотал он и выполз из ящика.

Наверху было пусто. Пустой проход, пустая лестница, похожая на скелет змеи. Синяя дверь, как всегда, закрыта.

Яков выбрался из укрытия, стряхнул с себя бахрому стружек.

— Есть хочу, — признался он.

Прогноз кока оказался верным. После серого давящего дня началась буря. Не то чтобы жестокий шторм, но вполне достаточный, чтобы дети и взрослые не выползали из кают. Алешка весь день провалялся на койке, и выманить его оттуда было невозможно ни за какие сокровища. За дверью каюты стояли холод и сырость. Пол под ногами ходил ходуном. Нравится Яшке лазать по своим темным углам, пусть идет один. Алексей любил свою койку. Тепло, уютно. Можно с головой накрыться одеялом. Он любил ощущать струйки теплого воздуха, ударявшие в лицо, когда он поворачивался или дрыгал ногами. Ему нравился запах Шу-Шу, спавшей рядом на подушке.

Все утро Яков уговаривал Алешку снова сходить в Страну Чудес, но тот лишь отбрыкивался. Плюнув, Яков пошел один. Алешка хоть и глупый парень, а с ним было бы веселее. Яков дважды возвращался в каюту, надеясь, что Алешке надоело валяться и он согласится пойти. Но Алешка проспал весь день и даже вечер.

Яков проснулся среди ночи и сразу почувствовал: что-то изменилось. Что именно — он понял не сразу. Может, шторм стихает? Корабль перестало качать. И вдруг он понял: исчез привычный гул дизелей. Теперь они едва слышно тарахтели.

Яков спрыгнул на пол и растолкал Алешку.

— Просыпайся, — шепнул он.

— Да иди ты.

— Слышишь? Дизеля не гремят. Мы остановились.

— А мне плевать.

— Я схожу посмотреть. Идем со мной.

— Я спать хочу.

— Ты и так спишь почти сутки. Неужели землю увидеть не хочешь? Мы уже где-то возле берега. Капитан не дурак, чтобы корабль посреди океана останавливать. — Яков нагнулся над Алешкиным ухом. — Может, мы даже американские огни увидим. Неужто и их проспишь?

Алешка вздохнул, шевельнул ногами. Он сам не знал, хочет ли вылезать на палубу.

Тогда Яков заикнулся о главной приманке:

— Я на ужине картофелину припрятал. Отдам тебе, но только если пойдешь со мной.

Есть Алешке очень хотелось. Он ведь проспал и обед, и ужин. Картофелина была для него безумным лакомством.

— Ладно, пойду.

Он спустил ноги, зашнуровал ботинки.

— Картошка где?

— Сначала идем на палубу.

— Ну ты и засранец, Яшка.

Они тихо пробрались между двухъярусных коек со спящими мальчишками, вышли в коридор и поднялись на палубу.

Дул слабый ветер. Яков и Алешка напряженно вглядывались в темноту. Где же берег? Где городские огни? Только звезды, точки которых были рассыпаны по небу. Там, где звезды кончались, была линия горизонта.

— Ничего я не вижу, — сказал Алексей. — Гони картошку.

Яков вынул из кармана обещанное сокровище. Алешка присел на корточки и набросился на холодную, непосоленную картофелину, точно дикий зверь на мясо.

Яков повернулся к капитанской рубке. Сквозь ее стекло светился зеленый экран радара. Рядом стоял штурман. В темноте Якову был виден лишь его силуэт. Штурман наверняка знает, зачем они остановились. Интересно было бы сейчас залезть в рубку.

Алешка доел картофелину, зябко потянулся и объявил:

— Я спать пошел.

— Сходим на камбуз. Если открыто, там еще еды найдем.

— Хватит с меня мышей. — Алешка переминался с ноги на ногу, готовый двинуть вниз. — И зябко здесь. Я замерз.

— Мне не зябко, — буркнул Яков.

— Вот и оставайся.

Они почти добрались до лестницы, когда услышали несколько резких щелчков. И вдруг палубу залил яркий свет. Мальчишки застыли, щурясь от слепящих лучей палубных прожекторов.

Схватив Алешку за руку, Яков потащил его под лестницу капитанской рубки. Там они и затаились, выглядывая из-за ступенек. Послышались голоса. В круг света вошли двое мужчин в белых комбинезонах. Они нагнулись и взялись за какой-то выступ. Раздался скрежет металла. То, с чего они сняли тяжелую крышку, оказалось еще одним прожектором, но этот был синим. Его луч бил в самую середину круга света, отчего казалось, что на палубе появился огромный глаз с синим зрачком.

— Чертовы механики, — сказал один из мужчин. — До сих пор починить не могут.

Потом они оба выпрямились и задрали головы к небу. Туда, откуда доносились слабые раскаты грома.

Яков тоже повернул голову. Звук приближался; уже не гром, а ритмичный стук вертолетных лопастей. Люди в белых комбинезонах убрались подальше от прожекторов. Лопасти стучали прямо над головой. Казалось, на корабль обрушился торнадо.

Алешка плотно зажал уши и отступил в темноту ступенек. Яков продолжал смотреть. Вертолет завис над палубой совсем низко и наконец коснулся ее шасси.

Человек в белом комбинезоне, пригибаясь, подбежал к вертолетной дверце. Что там внутри, Яков не видел. Лестничный столб загораживал обзор. Тогда он сделал пару шагов в сторону. Якову удалось мельком увидеть двоих: пилота и пассажира.

— Эй! — раздалось сверху. — Мальчик, тебе говорю!

Яков поднял голову и увидел штурмана, глядящего на него из приоткрытой двери капитанской рубки.

— Что ты тут делаешь? Поднимайся наверх, пока цел! Быстро!

Алешку штурман не видел. Но человек в комбинезоне видел обоих мальчишек и хмурился. Их присутствие на палубе ему явно не нравилось.

Яков поспешил в рубку. Следом бежал насмерть перепуганный Алешка.

— У вас что, мозгов нет? Только идиоты торчат на верхней палубе, когда вертушка садится.

Штурман ощутимо шлепнул Алешку по заднице и втащил в рубку.

— Садитесь оба, — рявкнул он, кивая на стулья.

— Мы просто смотрели, — сказал Яков.

— А я спал, — захныкал Алешка. — Он меня разбудил, позвал на палубу.

— Ты знаешь, почему американцы прозвали эту штуку кромсателем? Потому что она может вмиг откромсать глупую мальчишечью голову. Вот так. — Штурман провел ребром ладони по костлявой Алешкиной шее. — Чик — и голова в сторону. Кровь хлещет фонтаном. Впечатляющее зрелище. Думаешь, я шучу? Когда вертушки прилетают, я ни за что не спускаюсь на палубу. Сижу и жду. Но если вам собственные головы надоели, не смею задерживать. Вперед, под лопасти.

— Я не хотел из койки вылезать, — всхлипывал Алешка.