Он посмотрел сверху на волнующий изгиб её шеи, на нежные округлости груди в вырезе платья и у него пересохло во рту. Но он сдержал себя, сдержал порыв вновь обнять ее – они и так были наедине дольше, чем полагалось, а он не мог больше рисковать. И Брэндон продолжал убеждать ее, объяснять, что то, что он предлагает – единственный путь для них.

– Чарльз, – тихо сказала Мэри, прервав его, – ты делаешь это для Хэла? Для того чтобы доказать, что тебе удалось заключить выгодную сделку и устроить все-таки этот союз?

Брэндон был спокоен. Но его светлые, легкомысленные глаза потемнели – такая боль отразилась в них.

– Клянусь всеми святыми, что делаю это только ради тебя, моя Мэри. Ибо иного выхода нет.

Он видел, как она поникла.

– Это ведь все равно, что сказать «прости» всем надеждам.

– Нет, Мэри. Это способ найти выход там, где его нет.

Она глядела перед собой застывшим взором. Be раздувал тяжелые портьеры, отчего по лицу девушки про бегали тени. Неожиданно она улыбнулась.

– Чарльз Брэндон, говорил ли вам кто-нибудь, что вы великий плут?

Пожалуй, Брэндон перевел дыхание.

– Даже чаще, чем вы можете себе представить, принцесса. Он все же не удержался от того, чтобы ещё раз поцеловать ее. Это был медленный, грустный поцелуй, вместе с тем полный обещания того, что случится в будущем. Когда он отвернулся, Мэри заметила, что ему стоило большого труда оторваться от неё, и неожиданно ощутила всю его тягу к себе. Нет, он не откажется от неё... даже отказываясь!

– Скоро сюда прибудет король, – сказал Брэндон, все ещё с трудом справляясь с дыханием. – Что мне ему передать?

– Что если я выйду к нему, значит, я согласна.

И улыбнулась ещё незнакомой ему циничной улыбкой.

– Вы добились того, что не смог бы никто иной, сэр Брэндон. И это продвинет вашу карьеру.

Ей была даже приятна тоска в его глазах. Но вдруг что-то заставило Брэндона отвлечься. Повернувшись к двери, он насторожился. Мэри тоже прислушалась и различила голоса за дверью. А потом... Они быстро переглянулись, и в глазах обоих появился страх.

В дверь заколотили так, что засов подпрыгивал в пазах.

– Откройте! Откройте, именем короля! Это был голос Генриха Тюдора.

Король Генрих готовился к переезду в Ричмонд. По правде говоря, он любил переезды из замка в замок, любил смену мест, оживленную сутолоку перемещения двора. И сейчас он с удовольствием наблюдал, как вокруг сновали слуги, носили баулы с вещами, разбирали королевскую кровать и всю остальную мебель, без которой он не мог обходиться. Да, он вернется в Ричмонд, увидит Катерину. Генрих ловил себя на мысли, что уже соскучился за ней. Вот только Мэри... Пока ему удавалось скрыть, что у него неприятности из-за младшей сестры. Хотя шила в мешке не утаишь, и он вынужден был признать, что уже весь двор болтал о том, что принцесса впала в немилость не зря. Вот и сейчас группа нарядных лордов собралась на галерее дворца, о чем-то оживленно беседуя. Король расслышал имя своей сестры, затем громкий смех.

Внутренне Генрих вскипел, но взял себя в руки и подошел, улыбаясь. Они все поспешили поклониться, спрятали усмешки, но в их глазах так и таился лукавый огонек. Бэкингем, Уилтшир, Суррей, Гарри Гилфорд. Все из ближайшего окружения!

– Вы говорили о её высочестве? Я слышал.

– Не совсем так, – попытался уйти от ответа Суррей.

– Но я слышал, как вы упоминали принцессу, – настаивал король.

Как бы он не гневался на сестру, но он не позволит им трепать её имя.

Тогда заговорил Бэкингем.

– Мы говорили не столько о леди Мэри, сколько о Чарльзе Брэндоне, государь. Говорят, он недавно уехал. Причем тайно уехал. Вот я и хотел заключить пари с этими джентльменами по вопросу, куда это так срочно ускакал наш красавец-шталмейстер. Однако никто из них не поддержал пари, ибо никто не сомневается, куда и зачем поехал Брэндон.

Король продолжал улыбаться. Он никому не говорил о цели визита Брэндона, но в словах Бэкингема таился двусмысленный намек, и это задело Генриха сильнее, чем он мог бы предположить. Его улыбка стала натянутой.

– И куда же, по-вашему, поехал Чарльз Брэндон?

Он обращался к Бэкингему, ибо, как он заметил, Гилфорд сделал осторожный предупреждающий знак герцогу. Видимо, они хотели что-то утаить. Но не Бэкингем, улыбка которого стала откровенно вызывающей.

Да, Бэкингем торжествовал. Он всегда ненавидел Брэндона, а теперь, когда ему донесли, что Чарльз поскакал по дороге на Ричмонд, он считал, что тот сам дал ему шанс одним ударом свалить себя. И он сказал, не тая иронии:

– Брэндон поскакал к Мэри Тюдор.

– И что?

Теперь Бэкингем перестал улыбаться, напустив на себя сочувствующий вид.

– Бедный Генрих! Такое доверие... и там, где вас столь бессовестно обманывают. Да неужели вы до сих пор не поняли, на чем зиждется упорство нашей красавицы Мэри? Неужели не поняли, почему Брэндон всеми правдами и неправдами затягивал переговоры?

– Брэндон? Затягивал? Чушь!

Король рассмеялся. Но смех его сам по себе затих, когда он увидел напряженные, почти испуганные лица окружающих, и новые попытки Гилфорда заставить молчать Бэкингема.

– Сэр Эдвард Стаффорд, – сухо начал король и сделал знак другим отойти. – То, на что вы намекаете, неслыханно! Извольте немедленно объясниться.

Бэкингем не заставил себя долго упрашивать. Это был час его торжества, час мести. Он спокойно, даже с пониманием, заговорил, только в глазах светилось злорадство. Разве король не замечал, сколь много внимания уделяет его сестра милорду Брэндону? Разве не искали они встреч? Разве их не видели все время вместе? И вот теперь Мэри Тюдор и слышать не желает о короне Франции. Что это – боязнь чужой страны и объятий старого Валуа? Или страх позора, что все узнают, что она не девственница? Не этим ли страхом объясняются и попытки Чарльза затянуть, почти сорвать переговоры. Ведь именно он уговорил всех выставить немыслимые условия. Но Валуа их принял. А Мэри Тюдор по-прежнему упрямится. Вот Брэндон и поехал к ней, исключительно чтобы поддержать. Ибо эти двое ведут свою игру, а весь двор следит за ними, смеется, и никто не сомневается, что этот выскочка Брэндон и сестра короля – любовники. Бедный Генрих, он так доверчив, а, по сути, стал посмешищем.

И тут, при последних словах герцога, Генрих просто набросился на него: схватив за горло, он стал трясти и душить Бэкингема. Казалось, король испытывает наслаждение, видя, как побагровело лицо Эдварда Стаффорда, как тот хрипит, цепляясь в впившиеся ему в горло пальцы Генриха.

Их еле растащили. Бэкингем кашлял, жадно ловя воздух, у него на глазах выступили слезы.

– Вы забываетесь, государь!