В этом интервью было еще несколько интересных моментов. Например, Лужков поддержал только что внесенную Медведевым идею (на самом деле путинскую) увеличить президентский срок. А еще неожиданно заговорил о Крыме и Севастополе: «Севастополь никогда не был территорией Украины… А Крым отдали Украине одним росчерком пера, когда делили страну… и теперь эта проблема берет за сердце каждого из россиян», — сетовал Лужков. В тот момент эта проблема на самом деле вовсе не была мейнстримом в российском обществе. Ее широко не обсуждали, разве что сам Лужков в компании Игоря Сечина и единомышленников. Поэтому никто не обратил внимания на эти слова московского градоначальника. Все запомнили только критику отсутствия выборов мэра.

На эти откровения президент Медведев отреагировал нервно — его Лужков раздражал, и он очень хотел показать, кто в доме хозяин. «Кто не согласен, пусть уходит», — заявил он на следующий день.

Сейчас Лужков рассказывает историю как патетическую притчу: мол, услышав слова Медведева, он собрал семью (а именно жену Елену Батурину, самую богатую женщину в России, входящую в топ-20 списка Forbes, и двух дочерей) и спросил их: «Что мне делать? Проглотить? Сделать вид, что ничего не произошло?»

«Дети мне сказали: “Папа, честь — никому!”» И после этого Лужков написал издевательское заявление об уходе, в котором обвинял Медведева в том, что тот возвращает 37-й год и репрессирует инакомыслящих. Уволить Лужкова за то, что тот выступил за демократические выборы, было бы очевидной ошибкой, поэтому Медведев его заявление не принял.

Однако следующий конфликт был вовсе уже не между «демократом» Лужковым и «диктатором» Медведевым. Бывший мэр рассказывает, что он был связан со Сталиным. В 2010 году московские власти готовились к очередной, 65-й годовщине Победы в Великой Отечественной. И на этот раз Лужков решил, что в праздничном оформлении должны присутствовать портреты Сталина.

«Сталина мы размещали в пропорциях его роли. А она была — и очень серьезная. Он внес свой вклад в Победу, он был одним из мощнейших и решающих. Именно Сталин управлял ресурсами, он контролировал стратегию. Первый период войны — его вина, а второй — его успех. Вычеркнуть его невозможно. Под лозунгом “За родину, за Сталина” наши солдаты шли в атаку», — говорит Лужков и сейчас. Но в администрации президента были категорически против — Медведев распорядился, чтобы Сталина нигде не было.

«Что за бред? Что за дикость? — до сих пор возмущается Лужков. — Я принял другое решение — мы сделали аллею Сталина на Поклонной горе».

Лужков тут же оговаривается, что «он не сталинист». «Он виновен в смерти 50 млн человек. И первое, что легло на его совесть — на черную совесть этого человека, — это 20 млн уничтоженных кулаков, крепких хозяйственников, которые могли сделать наше сельское хозяйство процветающим». Лужков не случайно употребляет выражение «крепкий хозяйственник» — именно так его называли журналисты все 18 лет его работы мэром Москвы. И все это вовсе не кажется ему противоречивым.

Развязка наступила в августе — сентябре 2010 года. Летом в Центральной России была засуха, и вокруг Москвы бушевали лесные и торфяные пожары. В середине августа едкий смог окутал Москву. Жители города были в панике, и в решающий момент государственные информагентства вдруг передали странное сообщение. Анонимный источник в администрации (за этим эвфемизмом всегда скрывалась Наталья Тимакова) задавался вопросом, почему мэр столицы отдыхает в Австрийских Альпах в тот момент, когда москвичи задыхаются в дыму.

Лужков вернулся крайне оскорбленным и возмущенным. Сначала он, выступая в эфире городского (т. е. своего) канала ТВЦ, сказал: «Из администрации пошел пинок: вернулся-то правильно, но поздновато. Видишь ли, это долго, это шесть дней — шесть дней товарищ был в отпуске — и поздновато». Затем ответил «анонимному источнику» анонимной статьей в газете «Московский комсомолец». Текст был подписан именем Юрий Ковелицын, но все понимали, что настоящий автор — Лужков. В нем он открыто обвинял президента Медведева в антипутинском заговоре:

«Владимир Владимирович предусмотрел множество сдержек и противовесов вокруг Дмитрия Анатольевича. Команда нынешнего первого лица напирает с такой силой, что обстановка — в частности, прямое гонение из-за Зубчатой Стены на мэра Москвы — выходит далеко за рамки всяческих политических приличий.

Смена руководителя Москвы, лояльного премьеру и немало поработавшего с ним над стабилизацией положения не только в столице, но и по всей России, открывает дорогу цветному бунту, чью обманчивую эйфорию российский народ еще не испытал, а потому может ей поддаться.

В стране хватает людей, считающих свой интеллектуальный и финансовый потенциал достаточным, чтобы воспользоваться в своих целях любым катаклизмом. Они сейчас старательно обхаживают Медведева, науськивают его и на политического отца, и на все его главные опоры — в том числе на Лужкова»[41].

Медведев был ошеломлен наглостью Лужкова. Он понимал, что тот не стал бы вести себя так вызывающе, если бы не ощущал полную безнаказанность, а чувство подобной безнаказанности ему мог внушать только Сечин.

Формально Медведев мог уволить мэра Москвы в любой момент. Прецедентов отрешения губернатора «в связи с утратой доверия президента» на тот момент еще не было, но по закону ничего этому не препятствовало. Другой вопрос — что-то надо было объяснить Путину: почему уволен опытный и популярный мэр. Путин, разумеется, сам не любил Лужкова, но не решался трогать его, так как считал, что того любят москвичи. Единственным выходом было убедить Путина, что москвичи Лужкова не любят.

На Лужкова обрушилась пропагандистская мощь телеканала НТВ — того самого, который десятью годами раньше поддерживал его и Евгения Примакова, а не «ставленника Семьи» Владимира Путина. Теперь все поменялось. На НТВ вышло два разоблачительных фильма: «Дело в кепке» (про самого Лужкова), а потом «Дорогая Елена Николаевна» — про его жену Батурину.

Затем Лужкова вызвал к себе глава президентской администрации Сергей Нарышкин и предложил написать заявление об уходе. Лужков пообещал подумать и уехал в отпуск (опять в Австрийские Альпы) отмечать день рождения. «Ясно, что Юрий Михайлович переживает сейчас непростой период в своей жизни, и ему, конечно, нужно время подумать», — заявил агентствам анонимный источник в Кремле.

Из отпуска Лужков написал Медведеву еще одно вызывающее письмо. Он обвинял его и администрацию в «информационном терроре» и попытке вернуть 37-й год, во введении цензуры. Примером цензуры Лужков называл тот факт, что по звонку из Кремля московский телеканал ТВЦ снял из эфира документальный фильм в поддержку Лужкова — тот факт, что у него существовал собственный карманный телеканал, ему казался вполне демократичным.

В письме Лужков ссылался на некие «мощные протесты москвичей», будучи убежден, что горожане выступят в его поддержку. В этом он, как выяснится позже, выдавал желаемое за действительное — или слишком сильно поверил своим карманным социологам. Закончил письмо он фразой «Честь имею».