— Но почему?

Харрис кашлянул.

— Быть может, Кроу решил, что Трепанье лучше распорядится бумагами.

Теперь, когда это предположение было высказано вслух, Катена ощутил нечто вроде облегчения. С тех самых пор, как Жан Жак Трепанье ворвался на сцену, епископа не покидало чувство, что над братством нависла угроза. Он слишком долго пробыл в Европе и растерял свойственный американцам дар предпринимательства, умение подавать себя. Его общество превратилось во что-то столь же пыльное и несущественное, как дикастерии Римской курии, которые оно критиковало. Боже милосердный, подумать страшно, как поступит с тайным посланием благословенной Девы Марии фигляр Трепанье!

— И деньги, — добавил Харрис.

Деньги. Катена пристально посмотрел на Харриса. Тот закрыл глаза и кивнул — настоящий будда в человеческом обличье, маленький и толстый. Три искушения грозят человеку, посвятившему жизнь служению Господу: женщины, алкоголь и деньги. И тот, кто совершенно неуязвим перед двумя первыми, практически неизменно беспомощен перед третьим. Соблазн чувственного наслаждения, обузданный и подавленный в одной форме, способен неожиданно проявиться в другой, поработив душу. Неусыпная бдительность — вот ключ. Что касается пристрастия к выпивке, сейчас его более или менее объясняют болезнью, а не моральным дефектом. Однако оба этих порока, тяга к женщинам и к алкоголю, представляются конкретными, земными, гораздо больше свойственными человеку, чем искушение абстрактными деньгами.

Ибо деньги по сути абстрактны, в чем мы всё больше убеждаемся. От кусочков благородных металлов определенной формы и чеканки, которые нужно было носить с собой, — монеты прежних цивилизаций разбросаны по всему миру — мы пришли к бумажным сертификатам, к числам, записанным в книжке, и, наконец, — к набору цифр на экране компьютера. Теперь деньги каждого конкретного человека нигде и в то же время везде. Через любой банкомат в мире можно почерпнуть из своей казны, но где она? Этот вопрос больше не имеет смысла. Так почему же нечто столь эфемерное сбивает с пути истинного?

Катена размышлял вслух, а Харрис его внимательно слушал. Они встали и двинулись по гравию парковых дорожек, медленно из-за дородного брюшка Харриса. Они задержались у центрального фонтана, вода из которого скорее не текла, а нерешительно капала, затем прошли к дальней стене с вмурованными в камень терракотовыми фигурами.

— Отец Берк возвратился в Рим, — сказал Харрис.

Катене нужно было подумать. Молодой человек, вместе с которым Кроу улетел в Америку на личном самолете. И тут его осенило!

— Нет, — сказал Катена, словно развивая мысль. — Не Трепанье. Игнатий Ханнан.

Пораскинув мозгами, Харрис нашел предположение дельным.

— Поговори с отцом Берком, — поручил Катена. — Пришло время решительных действий.

— Берк живет в доме Святой Марфы. За ватиканскими стенами. — Харриса, убежденного седевакантиста, так и передернуло.

— Ты должен. Необходимо во что бы то ни стало развеять проклятую неопределенность. В чьих руках третья тайна и как с ней собираются поступить?

Харрис доехал до Ватикана на автобусе номер 64. Садился и выходил он с трудом из-за своих габаритов. Прибыв на место, Харрис постоял на виа делла Кончилияционе, глядя на величественный собор и изгиб колоннад, тянувшихся к нему двумя огромными руками. Харриса посвятили в духовный сан в соборе Святого Петра; сделал это сам Папа, настоящий Павел VI, а не двойник с непомерными мочками ушей.

Харрис направился налево, вошел под колоннаду и двинулся между огромными столбами. Дойдя до конца, он приблизился к воротам, которые охраняли двое швейцарских гвардейцев. Они козырнули, один шагнул вперед и попросил предъявить документы. Харрис достал из внутреннего кармана дароносицу. Юноша отпрянул, осенил себя крестным знамением, и Харрис прошел внутрь. Разыгравшаяся сцена показалась ему олицетворением того, во что превратилась церковь.

Он шел вперед, и вдруг громадные колокола собора забили полдень. Тотчас же вблизи и вдалеке его звон подхватили часовни и церкви. Харрис никогда прежде не видел дом Святой Марфы. Иоанн Павел II построил его для прелатов, как постоянно живущих в Риме, так и приезжающих на время, но здесь жили и простые священники, в том числе Джон Берк. Входные створки бесшумно раздвинулись, и Харрис оказался внутри.

— Отец Берк на обеде, — ответила женщина за столиком, указывая на закрытые стеклянные двери.

— Я подожду.

— Вас проводить в часовню?

Женщина отвела Харриса и оставила одного. Он подошел к окну, за которым виднелась старая внешняя стена Ватикана. Затем уселся в дальней части и, глядя на скинию, поймал себя на мысли, что не чувствует, будто находится в оплоте врага. Враг должен быть далеким, безликим. Во время войны солдаты братались в окопах, разом теряя воинственный пыл при виде таких же, как они, перепуганных мальчишек. Харрис закрыл глаза. Как же он устал. Как же он постарел.

— Святой отец?

Харрис вздрогнул, очнувшись. Молодой священник положил руку ему на плечо.

— Извините. Это вы меня спрашивали? Я Джон Берк.

— Да, да. Знаете, кажется, я задремал.

Лицо Берка чуть заметно омрачило разочарование.

— Ах, вы не ирландец.

Он объяснил, что имел в виду, покидая часовню, — Харрис услышал, как глухо стукнули о мраморный пол колени; сам же ограничился поклоном. Они прошли в пустынную столовую. Как оказалось, Берк решил, что Харриса прислали из Ирландии, чтобы узнать новости о священнике, который недавно умер в Америке.

— О Брендане Кроу, — сказал Харрис.

— Вы его знали? — Искра надежды.

— Далеко не так хорошо, как хотелось бы, — осторожно произнес Харрис.

Его не покидало ощущение, будто он разговаривает с человеком, который находится по другую сторону баррикад.

— Вы обедали?

Харрис неопределенно отмахнулся, но Берк подозвал маленькую деловитую женщину.

— Сестра, преподобный еще не ел. Сейчас не слишком поздно?

Открытая лучезарная улыбка. Можно принести суп и макароны. Тем временем Берк взял со стола бутылку и налил Харрису бокал вина.

— Надеюсь, вы не возражаете против красного.

— Вы спасли меня от голодной смерти. — Харрис улыбнулся, чувствуя себя самым желанным гостем.

— А теперь давайте к делу, — предложил Берк, проследив, как Харрис опорожнил тарелку супа и изрядно подъел макароны.

Снова наполнив бокал Харриса, он налил половину и себе.

— Вы упомянули Брендана Кроу, — заговорил Харрис. — До нас дошли очень тревожные слухи, будто он забрал с собой в Америку один в высшей степени важный документ.

— Какой документ?

— Еще раньше нам стало известно, что этот документ пропал из архива.