Все это, однако, не исключало некоторых жестокостей, считавшихся необходимыми в то время. Так, например, подвергали пытке пленников, добывая от них сведения. Сначала трудно было сдерживать пыл воинов, доходивших до безумия. Они иногда разгоняли лошадей и ломали копья о стены осажденных городов. Венгерская пехота, опытная в осадных действиях, первой была на приступе и первой в грабеже, часто обнаруживая неповиновение. Шляхта в промежутках между сражениями подымала споры о важности достигнутых выгод. Но все-таки, принимая во внимание варварство, никогда не отделявшееся от той кровавой игры, которая именуется войной, мы можем утверждать, что со стороны поляков война эта велась благородно. Летописи XVI века не отметили ни одной такой войны. При одинаковой храбрости противники имели разные лица.

Если Баторий потерпел неудачу в Стокгольме, пытаясь привлечь шведов к этой борьбе, то не больший успех имел и Иван в Вене. Отправленный в 1578 году к Рудольфу Квашнин напрасно старался добиться заключения союза, предположенного еще при Максимилиане. Император требовал верховенства над Ливонией как первого условия договора. Неудача постигла Ивана и в переговорах с ханом, требовавшим себе Астрахань и большую сумму денег. Был момент, что татары даже чуть не стали противниками Ивана, как этого желал Баторий. Посланник короля Иван Дрогойовский пытался вести переговоры в Константинополе о союзе, в который вошел бы и хан. Но Порте нужно было направить татар против персов. В результате король и царь остались в войне одни друг против друга. Разница в их положении заключалась в том, что Иван не имел необходимости ни выпрашивать у сейма средств, ни взывать к доброй воле своих подданных, чтобы пополнить армию. Личность и имущество его подданных были в его власти. При известии о наступлении поляков Иван велел оставить гарнизон в восьмидесяти городах по Оке, Волге, Дону и Днепру и концентрировать военные силы в Новгороде и Пскове.

Сведения о значительности этих сил противоречивы. Оценка Карамзина как польских, так и русских сил не точна. Хорошо осведомленный Флетчер принимает состав русской армии в 300 000 человек, но Беляев недавно поднял это число до миллиона. Утверждение Карамзина, что Иван мог потопить польскую армию в волнах своего войска и направить его течение на Вильну и Варшаву, получило, таким образом, новое подтверждение. Позднейшие исследования, однако, обнаружили ошибку знаменитого историка. Исчисления Павлова-Сильванского показывают, что за вычетом из общей суммы гарнизонов, приблизительно равной 23 000 бояр, боярских детей и дворян, у царя оставалось около 10 000 служилых людей. Каждый из них приводил с собой двух вооруженных всадников. Это составит 30 000 всадников или, по точным вычислениям автора, 31 596. Кроме того, у царя было 15 119 стрельцов и казаков, пеших и конных, 6461 человек татар и 4513 человек различных родов оружия. Среди них было неизвестное количество иностранцев – голландцев, шотландцев, датчан и греков. В общем это составляло 57 689 человек из приблизительного числа 110 000, в которое оценивается численность всех вооруженных сил государства. Посошные люди, набиравшиеся в разных количествах, сообразно нуждам войны, значительно увеличивали общее количество войска. Однако эти люди могли использоваться только для земляных работ и для некоторых услуг в лагере. Польская армия вела с собой также большое число этих нестроевых. В целом силы противников относились как один к четырем.

По-видимому, попытка Батория при таком превосходстве сил Ивана была безрассудной. Но это только так казалось. Некоторые историки, под влиянием Курбского, полагали, что на положении царя в этот момент тяжело отзывалось отсутствие лучших его полководцев, которых он лишился из-за опричнины. Без сомнения, на ходе и результатах этой войны сказались следствия крупного политического, социального и экономического кризиса, пережитого страной. Но этим одним нельзя объяснять всех неудач Ивана. Лучшим его полководцем, с самого начала его царствования, был Петр Шуйский, но и он не отличился под Оршей. Страна была истощена и скоро обнаружила свою неспособность к продолжительному усилию. Для начала кампании, однако, еще оставались силы, не тронутые опричниной. За исключением русской артиллерии и нескольких сотен иностранных солдат и офицеров против европейской армии Батория стояла старая московская армия, слабость которой Иван уже испытал в битвах со шведами и поляками. Личные качества начальников и рядовых, их героическая выносливость и самоотверженность не искупали недостатка вооружения этой армии. Дисциплина, даже простая дрессировка и порядок командования отсутствовали.

Решение Ивана в этот критический момент определилось столько же его темпераментом, сколько и отчетливым пониманием причины слабости своего войска. Иван не был храбрым воином. При создавшихся условиях ему не могла прийти в голову мысль во главе своих бояр броситься навстречу Баторию. В Москве это не практиковалось с отдаленной и легендарной эпохи Дмитрия Донского. Уже сын этого национального героя бежал пред новым нашествием татар в Кострому. Это стало традицией, и царь на этот раз должен был более чем когда бы то ни было следовать ей. Опричнина не отняла у Ивана армии, но эта армия обречена была на поражение при встрече с поляками и венграми Батория в открытом поле.

Иван сначала ошибся в намерениях противника, предполагая, что он направит свои усилия, как и прежде, на Ливонию. Прибыв в Новгород в июле 1579 года, он отделил часть своей азиатской конницы в несколько тысяч человек принять первый удар врага. Не встречая никакого сопротивления, этот отряд возобновил подвиги Шиг-Алея. Между тем, предоставив провинцию собственным силам и ограничившись некоторыми мерами предосторожности для прикрытия своей армии с фланга, Баторий двинулся на Полоцк. Пока русские выяснили план его действий, было уже поздно приводить город в оборонительное положение. Иван не думал преграждать путь Баторию. Он разделил свою армию на две части и отправил одну часть к Феллину против шведов, другую к Острову, поручив князьям Лыкову и Палецкому идти на помощь Полоцку. Но при этом он предупредил их, что они должны ограничиться тем, что будут тревожить врага и перехватят его обоз. Грозный остановился на системе слабой защиты, прерываемой дипломатическими попытками улажения спора, он и должен был держаться этой системы. Без сомнения, Грозный надеялся истощить поляков осадной войной, в которой он имел бы преимущества благодаря своей артиллерии и упорству русских.

Как и предвидел Баторий, ему приходилось вести осадную войну. Но и здесь его гений и счастье парализовали стратегию и дипломатию Ивана.

В начале августа 1579 года Полоцк был осажден. Гарнизон держался храбро. Сто семь орудий отражали поляков. Но в конце третьей недели город должен был сдаться из-за отсутствия помощи. Епископ Киприан отказался признать сдачу и с некоторыми боярами заперся в церкви Св. Софии, где их взяли силой. Эта подробность свидетельствует об отчаянном сопротивлении. Добыча, взятая в этой церкви, и добро, награбленное в городе, обманули ожидания победителей. Самой ценной частью добычи была библиотека, содержавшая многочисленные летописи и славянский перевод отцов церкви. Она была сожжена. Успех поляков все-таки был большой, и Баторий не остановился на нем. После ужасного кровопролития он взял Сокол и занял некоторые соседние крепости. В это же время князь Константин Острожский опустошал Северскую землю до Стародуба, а староста Орши Кмита делал то же самое в Смоленской области. Иван не препятствовал им.