Вдруг их тактика резко изменилась, и интерес заострился лишь на Ирен Рудковской. Сыпалось множество вопросов о её сугубо индивидуальных качествах, было проявлено огромное любопытство относительно внутренней стороны её жизни. Мама ответила, что личная жизнь каждого из сотрудников, является делом частным, и её не интересует, поскольку вторгаться в частные дела она считает крайне неэтичным.

Тогда они, наконец, открыли карты. Ирен Рудковская – единственная наследница огромного многомиллионного состояния, которое ей оставил богатый дядюшка-американец. Во сколько миллионов долларов оценивалось это состояние, они не посчитали нужным уточнять, переключив внимание исключительно на моральную устойчивость наследницы. Терзались в сомнениях – не дёрнет ли за границу?

Нагнать страху они умели и, вызвав Ирен «на ковёр», не стесняясь в угрозах, принудили отписать государству все миллионы, посулив взамен только один, пообещав, что в противном случае она не получит ровно ничего.

И Ирен подписала какие-то бумаги, не углубляясь в их содержание. Согласившись – на один, она так никогда и не узнала, сколько миллионов долларов, на самом деле, оставил ей дядюшка Станислав, как она его нежно называла. Каким образом отчитались кэгэбэшники перед адвокатом умершего дядюшки-миллионера, тоже осталось большим секретом.

Получив капитал в один миллион долларов, Ирен сразу же исчезла, как в воду канула. Было чуточку обидно, что не попрощавшись. По нашему мнению, это объяснялось так внезапно подскочившим её материальным статусом, что оказалось совсем не верным.

Внезапно, месяца через три, Ирен объявилась, позвонив из Сочи, и сообщила, что купила виллу на берегу Чёрного моря и приглашает нас в гости, погреть косточки на щедром южном солнце.

С тех самых незапамятных времён, которые я вспоминаю с восторгом, за нами в её многокомнатном «палаццо» были закреплены на вечное пользование апартаменты с прекрасным видом на море. Дверь выходила на просторную террасу, где метрах в ста пенились и лизали песчаный берег тёплые черноморские волны.

Когда мама умерла, Ирен вся в слезах примчалась на похороны и не оставляла меня ни на минуту на протяжении целого месяца, проявив колоссальную заботливость. И, надо сказать, она меня очень поддержала морально: если бы не Ирен, я не знаю, как бы мне удалось перенести столь огромную утрату.

Затем она объявила, что ей удалось приумножить свой капитал и поместить миллионы в швейцарском банке, виллу она сдаёт, что приносит стабильный доход, сын учится в МГИМО, а она уезжает надолго и хочет посвятить себя паломничеству. Будет собирать материалы и неопровержимые факты о святых местах на всей планете и факты божественного объявления настоящего облика Христа и Девы Марии, которые начертала не человеческая рука.

И она уехала в Испанию. Где она мычется, в каких уголках планеты собирает бесценные материалы, я не знала. На протяжении нескольких долгих лет она объявлялась редко, это были короткие телефонные звонки с разных материков и континентов. Телефонную линию на черноморской вилле она оставила за собой, и я записывала на автомат свой голос после короткого сигнала. В последний раз она звонила мне примерно полгода назад. Прошло много лет после нашей последней встречи, и вот теперь мы встретимся через неделю!

Старые ореховые деревья давали прекрасную тень. Их плодоносные кроны раскинулись на высоте двух метров над уровнем земли, следовательно, срывать плоды непосредственно с деревьев не представлялось ни малейшей возможности, даже используя садовую лестницу, ибо орехи, разбросанные хаотично, плюс ко всему, прятались в густой листве, но созревая, произвольно падали на землю, предлагая себя, а я, практически, не могла поспеть за расторопным паном Тадеушем. Он ухитрялся собирать всю падалицу ранней ранью.

Подхватив старое лукошко, я принялась искать в траве те жалкие остатки, не собранные соседом ранним утром, а точнее, что успело нападать. Совсем недавно открылось, что пан Тадеуш, собирает орехи на продажу, а вырученные деньги, естественно, пропивает. Позавчера, снова не выдержав, я сорвалась, и отчихвостила соседа, напоминая о наших равных правах на орехи, двор и деревья, солнце, воздух и воду. После чего поклялась вставать раньше, чтобы набрать чуточку, хотя я и не жаворонок. Правда, мне ещё не довелось выполнить сей клятвы по известным причинам.

Я втянула носом йодный запах, исходящий от ореховых плодов. Впервые я насобирала столько падалицы – половину лукошка. И тут вынырнул из своей берлоги пан Тадеуш с корзиной средних размеров, полной орехов. Я полагала, что сосед несёт урожай на рынок, но слова возмущения замерли на губах, в то время, как он поставил передо мной корзину и коротко произнёс:

– Это для пани.

Не совсем понимая, что с ним произошло, я смотрела на его удаляющуюся сгорбленную спину, но анализировать ничего не хотелось, и я снова сосредоточилась на предстоящей встрече с подругой.

Прошло три дня. Мирек пережил все стадии борьбы с тяжёлым похмельем, теперь он усиленно отлёживался, и у него прорезался отменный аппетит. Кроме того, муж настойчиво требовал деньги на сигареты, но у меня не было ни гроша, а Кася всё не звонила и не звонила. Её блузка была готова давно, но чтобы получить деньги за сшитую вещь, мне требовалась сама заказчица.

Купленные в последний раз продукты исчезали с огромной скоростью, я нервничала, но, тем не менее, отказала пане Ренате в сопровождении её к закрытию рынка, где можно насобирать много чего, что не считают нужным уносить с собой обратно продавцы, а просто-напросто выбрасывают. Она же ходила к закрытию базара каждый божий день, собирая кости, овощи и другие выброшенные частными торговцами продукты.

Пани Рената чуть приуныла, поскольку выразила сомнение по поводу того, согласится ли идти на рынок Мирка, ибо не далее как позавчера, она перенесла нечто страшное. Товарки отправили её на неоплачиваемую пенсию, предварительно зверски избив, за что, точно ей неизвестно. Очевидно, Мирка была слишком конкурентоспособной, и её подружки, рассудив, что пора и честь знать, выбросили Мирку навсегда из рядов своих, уж это точно. Меня потрясло услышанное, но, когда пани Рената добавила, что Мирка осталась без средств к существованию и ворует теперь еду в магазинах, я просто потеряла дар речи.

На следующий день, к вечеру, заглянула к нам сама Мирка. – Идёмте «на державу», капусту воровать! – пискнула она. Я непонимающе захлопала глазами.

– Да не бойся ты, поле не охраняется! Даже неизвестно,есть ли у этого поля хозяин. Я каждый год там беру капусту на засолку. Солить впрок ещё рановато, но капуста и без того может пригодиться, – рассуждала Мирка, усевшись у кухонного стола и прикуривая сигарету.

– Мирка,