Да много от чего можно умереть, товарищи! Именно поэтому геронтологи и не любят говорить о бессмертии, а говорят только о решении проблемы старения. Что, конечно, здорово, но проблему вечной жизни не решает, именно поэтому в предыдущем абзаце я и взял слово «бессмертие» в кавычки.

Ученые вечной жизни нам не обещают, они обещают лишь нестареющее тело. Которое может погибнуть, упав со скалы. Может покончить жизнь самоубийством. Да мало ли что может случиться с нестареющим организмом!.. Мы с вами (за редкими исключениями) не боимся летать на самолете. Потому что для нас с вами шанс погибнуть в авиакатастрофе ничтожен. Но для нестареющего существа, которое живет и летает «вечно», шанс гибели в авиакатастрофе практически равняется единице — если летать вечно, когда-нибудь точно долетаешься!.. Но скорее погибнешь от чего-то более опасного — автокатастрофы, удара электротоком, отравления или просто смертельной болезни. Поэтому нужно сохраняться. Как в компьютерной игре — почаще «записываться» и, случись чего с телом, восстанавливать его и начинать жить с последней записи. О сохранении и о том, что при этом происходит с сознанием, мы еще поговорим позже, а пока я рассажу вам немного о себе, любимом.

Когда я только-только начинал свою карьеру в журналистике, на моем пути попался один восторженный человек, который заявил, что он открыл секрет бессмертия.

— Открыли для себя — откройте и для наших читателей, — радушно улыбнулся я и приготовился слушать, вольготно откинувшись в кресле и поощрительно улыбаясь.

Идея была простой, как все конгениальное… Чтобы ее понять, надо кое-что вспомнить.

Вот слились сперматозоид с яйцеклеткой. И там, и там были половинные наборы хромосом, а после слияния получился полный набор — 46 штук. В этом хромосомном наборе зашифрован весь человек — его будущие склонности, характер, цвет глаз, раннее облысение, рост, склонность к полноте… В общем, вся телесная матрица, на которую потом запишется личность с ее воспоминаниями и заученными социальными реакциями. Но до этого пока далеко. Пока что мы имеем только одну клетку. Эта клетка чего? Печени? Мозга? Кости?.. Да ничего! Сам вопрос поставлен некорректно! Это просто клетка — одна-единственная. Универсальная.

Но она начинает делиться. Вот уже две таких клетки. Четыре. Восемь… С какого-то момента начинается клеточная дифференцировка, то есть специализация. Одни клетки превращаются в клетки печени, другие — в клетки мышц, третьи — нервной ткани, четвертые — сосудов, пятые — желез внутренней секреции… То есть клетки перестают быть универсальными и становятся специализированными — из полного набора генов включается именно тот ген, который нужен данной клетке для работы на организм. Все клетки зародыша согласованно делятся, зародыш равномерно растет, потом рождается на свет и растет дальше — до самой армии.

А потом он расти перестает. Но клетки делиться не перестают! Потому что государство под названием организм всегда живет дольше, чем его подданные. У клеток есть срок жизни (у разных клеток он разный), и они постоянно обновляются. Старые клетки умирают и разбираются на «запчасти», а им на смену приходят новые, молодые и полные сил. Таким образом, человек за свою жизнь несколько раз полностью обновляется на клеточном уровне.

«Бабочками-однодневками» нашего организма с полным правом можно назвать клетки кишечного эпителия. Они очень короткоживущие. Срок их жизни — несколько суток. Клетки крови живут подольше. Срок жизни эритроцита составляет 100–120 дней, а лейкоцита 8–10. Представили себе жизнь этих пролетариев транспортной системы? Эти волки-одиночки плавают в крови, стареют, помирают, после чего их разбирает похоронная команда других клеток, которые, в свою очередь, тоже помирают, и так далее… Откуда же берутся в крови новые лейкоциты и эритроциты?

Они получаются из универсальных, недифференцированных клеток. Эти клетки выбрасываются из костного мозга и специализируются в крови, превращаясь из универсальной заготовки в узкого специалиста — эритроцит, тромбоцит или лейкоцит.

Но универсальной клетке все равно, в какую клетку превратиться, она же универсальная! Она с таким же успехом может стать клеткой печени или сердца! На этом и была основана идея моего визави о бессмертии. А давайте, говорил он, в наши дряхлеющие сердца, почки и прочие потроха подсаживать культуру универсальных клеток, которые будут превращаться в обновленные клетки сердца, почек и так далее. Таким образом мы откроем новую индустрию — индустрию бессмертия! Люди будут периодически приходить в специальные центры ремонтироваться, то есть заправляться новой дозой «молодильных» клеток.

А где брать тонны универсальных клеток для индустрии омоложения? На этот вопрос у моего гостя был прекрасный ответ — их довольно много в эмбриональных тканях. И вместо того чтобы выкидывать абортивный материал на помойку, как это происходит сейчас, его надо по-умному утилизировать, использовать, извлекая из него полезные клетки. А в дальнейшем, быть может, женщины даже наладят продажу эмбрионального материала, нарочно беременея и специально идя на аборт с целью деньжат срубить по-легкому.

Идея мне понравилась своей смелостью и незамутненностью моральными предрассудками. Почувствовав интерес, мой собеседник начал с жаром обрисовывать великолепные перспективы, его глаза горели:

— Через двадцать лет люди перестанут умирать от старости! Мы наладим конвейер омоложения!

Со времени нашей беседы прошло ровно двадцать лет. Мой собеседник умер. А бессмертие нам обещают опять через двадцать лет. Это как с нефтью, исчерпание запасов которой «через 30 лет» нам обещают вот уже тридцать лет…

Забыл сказать — эти самые универсальные, неспециализированные клетки называют стволовыми. Именно тогда и начался тот самый «стволовой бум», который мы сегодня наблюдаем вокруг. Бессмертия на этой ниве человечество так и не достигло. Но кое-какие успехи есть. Например, вы можете прочесть, что достигнуты прекрасные результаты лечения последствий инфаркта. После инфаркта часть тканей сердца отмирает. Это плохо и неинтеллигентно. А вот если обколоть омертвевшую зону стволовыми клетками, сердце восстановится буквально «в ноль», то есть как будто и не было никакого инфаркта. В целом весьма впечатляюще, хотя и очень далеко не только от бессмертия, но даже и от широкой практики.

Так вот, друзья мои, когда я двадцать лет назад общался с тем посетителем редакции и бриллиантовый дым бессмертия мерцал по углам редакционной каморки, я познакомился с другом того энтузиаста — геронтологом Валерием Мамаевым. Просто мне перед публикацией нужно было проконсультироваться с серьезным ученым насчет фантастических перспектив идеи. Мамаев оказался большим поклонником свободно-радикальной теории старения и возлагал большие надежды в борьбе со старением на антиоксиданты. Мы уже говорили про свободные радикалы, которые нас губят, и антиоксиданты, которые нас спасут; тогда эта теория тоже еще только-только пробивалась к общественному вниманию.

И вот прошло, как я уже сказал, двадцать лет. Поклонник клеточно-стволового бессмертия, приходивший в редакцию, давно почил в бозе. «Наверное, умер и Мамаев, — подумал я. — Ведь и он тогда был уже отнюдь не молод!» Решил, однако, позвонить, проверить. И с радостью убедился — жив курилка! Значит, надо встретиться.