Но накатило другое. Острое чувство вины перед Марком. Я ощущала себя так, словно изменяю ему. Состояние было не самое приятное – пожалуй, его можно сравнить с тем, что́ испытывает человек, который вот-вот шагнет с края утеса в бездонную пропасть. От этого у меня даже закружилась голова, и я наклонилась над раковиной, схватившись за ее край. О господи… Не хватает еще, чтобы меня вырвало. Преодолевая внезапный физический дискомфорт, я боролась с душевным смятением, чувствуя, как за считаные мгновения оказалась ужасно далеко от всего, что было таким знакомым, таким привычным…

И безопасным.

Внезапно я услышала громкий смех Рокстера и выпрямилась.

Боже мой! Он рассматривал наше шуточное расписание – его составила и повесила на стенку Хло.

Моя няня считала, что Билли и Мейбл будут гораздо лучше вести себя по утрам, если дать им четкий план, что и когда нужно делать. И вот на днях она расписала наши обычные школьные утра с точностью до минут – начиная с момента, когда дети встают, и вплоть до того, когда пора увозить их в школу. Собственно говоря, ничего смешного в расписании не было; более того, оно действительно работало, разве что было до нелепости длинным. Но что же так рассмешило Рокстера? И он в ответ на мой безмолвный вопрос зачитал вслух:

– «7:55 – 8:00 – обнимашки-целовашки с мамочкой»… Ты хоть помнишь, как их зовут? – спросил он и, увидев выражение моего лица, снова расхохотался и протянул руки, чтобы я могла их понюхать.

– Замечательно, – сказала я, катапультируясь в настоящее. – Ничем не пахнет. Как насчет бокала вина?..

Но он уже целовал меня – целовал не торопясь и со знанием дела. Он не спешил. Он был осторожен и почти нежен. Но я сразу почувствовала, кто из нас сейчас главный.

– Поднимемся наверх? – прошептал он, на мгновение оторвавшись от моих губ, чтобы перевести дыхание. – Хочу узнать, что это такое – «обнимашки-целовашки» с тобой…

В ответ я молча кивнула и первой двинулась к лестнице. Уже поднявшись на несколько ступенек, я испугалась, вдруг при взгляде снизу вверх моя попа покажется ему толстой, но Рокстер не смотрел на меня. Он на ходу выключал свет везде, куда мог дотянуться – щелк! щелк! щелк!

– Надо экономить электроэнергию, Джонси! – наставительно сказал Рокстер, и я только головой покачала в ответ. Ох уж эта мне молодежь с ее мелочной заботой об экологии планеты!

Моя полутемная спальня – свет проникал в нее только с лестничной площадки, где висело небольшое бра (Рокстер, по счастью, не стал его выключать), – выглядела очень заманчиво. Мы вошли, и он, слегка прикрыв за собой дверь, снял рубашку. Я невольно ахнула – он мог бы сниматься для рекламы тренажерных залов, таким рельефным, накачанным выглядел его пресс. В доме никого не было, мягкий полумрак окутывал нас, и я подумала, что с ним мне будет хорошо. С ним мне будет безопасно и бесконечно приятно…

– Иди ко мне, крошка! – услышала я в темноте.

11:40. Рокстер только что ушел – и не потому, что кто-то из нас этого захотел. Просто через двадцать минут должны были приехать Дэниел и дети. В ожидании их возвращения я спустилась в кухню и, поставив «Без ума от мальчишки» Дины Вашингтон[59], закружилась по комнате в медленном танце. В эти минуты я чувствовала себя абсолютно счастливой и довольной, словно все проблемы и трудности исчезли навсегда.

Когда музыка закончилась, я еще некоторое время бродила по дому точно сомнамбула, поднимая с полу и тут же роняя какие-то вещи и игрушки. Мне казалось, я искупалась в чем-то очень приятном, вроде солнечного света или… молока. То есть не молока, а… Тут я невольно покраснела, припомнив некоторые моменты прошедшей ночи. Вот Рокстер лежит на спине на моей кровати и смотрит, как я выхожу из ванной в ночной рубашке. Вот он снимает с меня ее – говорит, что без нее я еще красивее. Вот я смотрю на его нависшее надо мной лицо, которое на глазах туманится от удовольствия, и вижу симпатичную расщелинку между передними зубами, которую, наверное, можно разглядеть только при взгляде снизу. Потом он делает резкий выпад, и я чувствую, как наслаждение разливается по всему моему телу. Боже, ведь я почти успела забыть, как это приятно – ощущать в себе всю его полноту, наслаждаться короткой паузой перед началом, предвкушать атомный взрыв, который мужчина и женщина могут создать вместе. Человеческие тела – это вообще нечто поразительное: пока не включатся сотворенные природой древнейшие механизмы, трудно даже вообразить, на что они способны, зато потом… Потом я кончила, и Рокстер, почувствовав это, уставился на меня с несколько озадаченным и каким-то голодным выражением лица, но через мгновение уже трясся от беззвучного смеха.

– Что?.. – пробормотала я.

– Я-то гадал, как долго ты продержишься!

С этими словами он неожиданно нырнул под одеяло, схватил меня за ноги и, не переставая смеяться, потащил к самому изножью кровати. А потом все началось сначала.

Во второй раз я постаралась скрыть свой оргазм, чтобы Рокстер не стал снова надо мной смеяться.

Потом – много, много часов спустя – я гладила Рокстера по густым темным волосам и смотрела на его лицо на подушке, вбирая в себя его малейшие черты и черточки: легкие морщинки на лбу, прямой нос, губы, брови, подбородок. Он был прекрасен как бог, и я невольно подумала о том, какое это наслаждение – после долгого перерыва оказаться в постели с молодым, пылким, умелым и нежным любовником. Возможно, я даже произнесла это вслух – во всяком случае, я положила голову ему на грудь и что-то лепетала, пока Рокстер не прижал мои губы пальцем.

– Ш-ш-ш… Не надо ничего говорить.

Однако я все равно пыталась:

– Но я хощу гфрить…

– Мы будем говорить, – прошептал он таким голосом, каким обычно говорят с сумасшедшими и маленькими детьми, – но не сейчас. Оставим разговоры на утро, ладно?..

А потом…

Звонок!

Открывая дверь, я изобразила широкую приветливую улыбку. Дети… Волосы взъерошены, руки и мордашки в грязи, взгляды немного бешеные, но счастливые.

– Ох, мои хорошие!.. – воскликнула я, и Дэниел окинул меня внимательным взглядом.

– Я вижу, Джонс, ты прекрасно провела ночь, – заключил он. – Выглядишь ты, во всяком случае, так, словно сбросила лет двадцать пять. Давай-ка скорее отправим детей смотреть «Губку-Боба», а ты тем временем присядешь ко мне на коленки и все подробненько так расскажешь, идет?

21:15. Остатки выходных я тоже провела неплохо. Дети вели себя спокойно и были довольны и счастливы, потому что я была счастлива. Пока было светло, мы успели сходить в парк и полазить по деревьям, а вечером смотрели «Британия ищет таланты». Рокстер прислал две эсэмэски: сообщал, что все было прекрасно, если не считать следов блевотины, которые он обнаружил на рукаве куртки. А я ответила, что все было действительно прекрасно, если не считать… следов, которые он оставил на моих простынях. После этого мы решили, что раз мы с ним почти не отличаемся по уровню умственного развития (каковой мы оба оценили не слишком высоко), нет ничего зазорного в том, чтобы время от времени писать друг другу глупые эсэмэски.