— Вижу, мистрис Уордел немало успела порассказать вам, — сказала Пен повеселевшим голосом. — Чем вы ее так привлекли?

— О, — ответил ей в тон Оуэн, — помимо собственного обаяния, небольшим количеством золотых соверенов, которым под силу развязать и не такие языки. Но чтобы она не подумала, будто я лично заинтересован в каких‑то сведениях, я вручил ей деньги как бы от лица ее брата Неда, давно исчезнувшего из ее жизни, однако испытавшего вдруг угрызения совести и решившего оказать посильную помощь старой сестре.

— Я должна буду возместить вам расходы, сэр, — сказала Пен поспешно. — У меня есть с собой деньги… Ой, только они остались в гостинице, в моей одежде.

— Сегодня ночью мы подсчитаем все расходы, мадам, — пообещал Оуэн. — И, надеюсь, придем к согласию.

— Конечно, — подтвердила она, сделав вид, что не поняла намека.

Они уже въехали в Уиком‑Марш, и Оуэн решительно направил коня к самому большому и ухоженному дому.

— Здесь определенно должен жить человек, не слишком стесненный в средствах, — объяснил он свою уверенность, — который мало считается с отношением к нему соседей.

Привязывая лошадей к столбу у калитки, Оуэн повторил то, что говорил возле дома мистрис Уордел:

— Пойдем вместе, но, если опознаете ее, немедленно уходите.

Бетси Кошем открыла дверь после первого же удара дверного молотка. Это была дородная женщина средних лет, ее маленькие пронзительные глазки внимательно рассматривали прибывших.

— Что вам угодно, сэр? — спросила она. — У меня уйма дел, но я могу отложить их ради вашего прихода.

Было видно, она привыкла к посетителям и знала, как с ними себя вести.

— Могу я войти? — Оуэн вновь перешел на валлийский диалект.

Она кивнула и шире открыла дверь, еще пристальнее вглядываясь в Пен.

— Заходите оба.

В гостиной, когда все расположились у стола, она, изобразив подобие улыбки, спросила, кивая в сторону Пен:

— Девушка в неприятном положении, да? — И, не дожидаясь ответа, продолжила:

— Из хорошей семьи, верно? Потому и пожаловала к тетушке Бетси переодетая юношей? — Откинув назад седую голову, она зычно расхохоталась. — А? Каково? Вам не перехитрить меня, притворись вы хоть нищим, хоть королем! Еще никто не обвел вокруг пальца Бетси Кошем!

Стараясь не поднимать головы, изображая испуг и смущение, Пен думала в то же время о том, что не узнает женщину, хотя это вовсе не означает, что той не было при родах. Да и мистрис Кошем, если и видела тогда Пен, вряд ли могла узнать в ней, теперешней, ту, с искаженным от боли лицом, корчившуюся на постели.

Оуэн решил продолжить разговор, начатый хозяйкой.

— Чем вы можете помочь? — спросил он.

— Зависит от срока, сэр. — Бетси поднялась со стула и подошла к полкам у стены, уставленным баночками и коробками. — Сколько у тебя, девушка, а? Меньше трех месяцев? Тогда все будет легко и просто.

Пен неопределенно мотнула головой, а Оуэн проговорил:

— Шесть.

— Не смешите меня, сэр! — воскликнула Бетси. — Такая стройненькая, и шесть!

— Это случилось не с ней, а с ее сестрой, — пояснил Оуэн. Пронзительные глазки сузились еще больше.

— Что ж, у меня найдется кое‑что и на этот случай. Только стоит подороже. Но жить он не будет…

Пен показалось, что она застыла от холода и сейчас умрет — прямо здесь, в этой сумрачной комнате, возле полок со страшными снадобьями. В комнате, где, возможно, бывала мать Филиппа, получая из рук хозяйки дьявольское средство для нее, для Пен, чтобы вызвать преждевременные роды. Или подобное средство приносила ей мистрис Гудлоу, сотворив его из невинных трав?.. Какая разница?..

— А что, если он будет жить?

Вопрос, который задал хозяйке Оуэн, вывел Пен из оцепенения.

— Что, если ему больше шести, — повторил Оуэн уже без всякого валлийского акцента, — и он остался в живых? Что тогда?

— Это уже не мое дело, сэр, — пробормотала Бетси, и внезапно в ее глазах мелькнул огонек подозрения, как вспышка молнии, озарившей угрюмую комнату.

И еще в ее взгляде Оуэн увидел опасение. Страх.

— Сядьте, мистрис Кошем, — сказал он властно.

Она не могла не подчиниться звуку его голоса. В комнате наступила напряженная тишина.

— Вы сказали «не мое дело», мистрис Кошем, — вновь заговорил Оуэн. — Поговорим о вашем деле… — Он выдержал зловещую паузу. — Давайте представим, что года три назад был насильно произведен на свет ребенок, пробывший всего около восьми месяцев во чреве матери. И вопреки ожиданиям некоторых людей остался жить… Как вы полагаете, мистрис Кошем… — голос Оуэна зазвучал угрожающе, — что могло статься с этим ребенком?

Лицо женщины сделалось бледным как мел. Она неотрывно смотрела на Оуэна, словно кролик на удава.

— Не понимаю, о чем таком вы говорите, — наконец выдавила она, облизывая сухие губы. — Ума не приложу.

— Не понимаете? — повторил Оуэн.

Неспешным движением он достал из камзола кошелек и кинул на стол. Монеты в нем зазвенели. После чего вынул кинжал из ножен, прикрепленных к поясу, и аккуратно положил его рядом с кошельком.

— Я помогу вам понять, женщина, — сказал он спокойно.

Глаза Бетси Кошем метались по предметам, лежащим на столе. Видела она также и холеные белые руки, в которых крылись угроза и сила.

— Предлагаю выбор, — продолжил Оуэн. — Ответьте честно на мой вопрос, и кошелек ваш… Но можете предпочесть то, что лежит рядом с ним.

Он сложил на столе руки в ожидании ответа.

Пен тоже смотрела на стол. На лежащий там кинжал — простой, с обычной рукояткой, но обоюдоострым лезвием. Неужели он готов пустить его в ход? Нет, это только угроза, которую он никогда бы не осуществил. Собственно, и угрозы прямой не было. Она только предполагалась.

Внезапно Пен подумала — хотя для таких мыслей было не слишком подходящее время, — что профессия Оуэна предполагает применение оружия в любых случаях и по отношению к любым людям, какого бы пола или возраста они ни были. Даже к детям, если те помогают врагам его страны… О нет! Нет!..

И она поняла… ощутила страх этой старой женщины, которая знала, что сидящий перед ней человек в черной одежде, с темными глазами и мягким голосом, ни минуты не колеблясь, пустит в ход свое оружие.

—..Спрашиваю еще раз, Бетси Кошем: как вы думаете, что могло случиться с этим ребенком после его рождения?

Она снова облизала губы, глаза у нее бегали, лицо приняло серый оттенок.

— Есть такие места… — проговорила она. — Такие… где могут держать этих… ненужных детей. Если за них платят, ясное дело.

Ненужных!.. Платят!.. Слова, будто железные колючки, впивались в мозг Пен, не давали дышать.