– Постойте здесь. Ее может насторожить, если вы подойдете ближе.

Психиатр предупредил санитара, чтобы тот был настороже, направился к Мев Дюрюэль и устроился напротив, та приподняла бровь и взялась за новую таблицу судоку. Шарко увидел, как врач краешком губ едва слышно произнес несколько слов, что вызвало интерес его пациентки. Потом пододвинул ей снимок. Она его внимательно рассмотрела. Коп понял, что ни татуировка, ни текст абсолютно ничего ей не говорили. Она отодвинула фото обратно психиатру и снова погрузилась в свое судоку.

Мишель Каталуна вернулся к копам и протянул фотографию Шарко:

– Мне очень жаль.

– Полагаю, что если мы захотим просмотреть ее медицинскую карту…

– Это будет долго и нудно, даже если я всей душой буду готов помочь.

Шарко дал ему свою визитку, предупредив, что у его коллег по команде или у него самого, скорее всего, еще возникнут новые вопросы. Оба копа поблагодарили и пустились в обратную дорогу несолоно хлебавши: эта ниточка привела к еще большему клубку загадок. Николя только тронулся с места, как зазвонил служебный мобильник Шарко. Отдел информатики…

– Лейтенант Шарко? Это Гектор Жанлен из Кибера[50]. Нам удалось хакнуть пароль к доступу на отдаленный сервер, адрес которого вы нам дали.

Запасное хранилище Вилли Кулома… Шарко о нем почти забыл.

– Слушаю вас.

– Последний доступ к серверу имел место первого сентября, в восемь тридцать две. К несчастью, все было стерто. Ни одного файла, ничего.

Николя услышал. Он нервно ударил по рулю. Совершенно очевидно, что Рамиресу удалось вырвать под пыткой признания у Кулома и он сразу же стер все его записи и результаты поиска.

– Ладно, – ответил Шарко. – И ничего нельзя поделать, я полагаю?

– Нет, все пропало. Я только хотел передать вам кодовое слово на всякий случай, потому что оно довольно необычное, а как я слышал, кровь имеет отношение к вашему расследованию. Это vampyre, в единственном числе и через «y»[51].

Шарко поблагодарил, дал отбой и занес информацию в свой блокнот.

– Vampyre… Любопытная орфография, интересно, почему он…

Слова застыли у него на губах. Нахмурившись, он принялся менять буквы местами.

Потом вырвал листок из блокнота и пришлепнул его на приборную доску.

Ранним утром Люси нанесла визит тетушке, чтобы вбить той в голову, как следует вести себя при общении с полицией. Она задала типичные полицейские вопросы, чтобы проверить ответы, заставила отрепетировать допрос по всем правилам искусства, и Режина показала себя на высоте.

Люси чувствовала себя спокойнее, когда появилась на работе.

– Я тут разузнал о «B & D баре», – бросил Жак, пока она усаживалась. – На самом-то деле, если уж честно, я просто сам туда сходил вчера вечером, просто так, инкогнито… Исключительно по работе, само собой.

Люси усмехнулась. Робийяр не слушал, он висел на телефоне.

– Естественно. И что?

– Ничего особенного. Скромный садомазо-клуб в Первом округе, местечко для извращенцев, где можно продать сексуальных рабов или дать помучить себя за соски. Очень милое местечко. Я там углядел несколько готов, и ничего больше. Все законно, я проверил. Никаких проблем с правосудием нет и не было. Короче, вытянуть что-либо из этого следа будет крайне трудно.

– Да уж, сунуться туда и показать фото Рамиреса или Кулома, не привлекая внимания, будет непросто.

– И еще: только что звонили жандармы из Дижона. Они перерыли дом родителей Кулома в присутствии отца и жандармов из Луана. Ни следа материалов по сатанистам, ни каких-либо записей, ни компьютера. Все просто исчезло, но они таки обнаружили в кабинете, где работал сценарист, одну скомканную фотографию в мусорной корзине…

– Что за фотография?

– Нам прислали скан по мейлу, глянь, если хочешь.

Люси открыла свою почту и вывела снимок на монитор: группа туристов перед автобусом. Одно лицо было обведено: аквалангист. Без сомнения, речь шла о фотографии, которую вдова дала Вилли Кулому, когда тот приезжал в Брест, и была сделана во время пресловутой поездки в Испанию. Рядом с аквалангистом его супруга… Люси вчиталась в рукописные строчки под снимком:

Странно… Пока Люси размышляла, Робийяр повесил трубку и встал.

– Так, я сейчас говорил с антропологом, он практически закончил изучение тел. Девять из тринадцати жертв не европеоиды: у троих характерные признаки монголоидов, без сомнений Китай, двое индийского происхождения, еще четверо – африканцы. Получается чертова смесь. Когда я ему сообщил настоящее происхождение Летиции, эксперта осенило: он полагает, что большая часть жертв тоже имела реюньонские корни.

– Реюньонцы? – озадаченно переспросил Жак.

– Да. Это и может быть общим звеном, остров – настоящий многонациональный котел, учитывая все колонии, рабство и то, что называют ангажизмом[52] после отмены рабства: индусы с севера и юга Индии, как и китайцы, тоже эмигрировали на остров. Плюс приезжие с Маврикия и коморцы…

– А почему они? Почему Рамирес и вся его клика ополчились на реюньонцев?

– Это уже другой вопрос, и ответа у меня, конечно же, нет. Кофе?

Он вышел, собрав заказы.

Реюньонцы… Полная бессмыслица. Некоторое время Люси ломала голову над новой информацией, потом погрузилась в свои изыскания. Она заново изучила все, имевшее хоть малейшее отношение к автобусной аварии: ее не отпускало чувство, что она пропустила самое существенное. В тот день машина возвращалась из Барселоны и направлялась в Париж. Потеряв управление из-за лопнувшей шины, автобус врезался в гору недалеко от Фуа. Случилось это в Арьеже, в августе две тысячи тринадцатого. Итог: двое погибших и множество раненых.

Какая связь между различными местами и датами, указанными на фотографии? У Люси мелькнула мысль, когда она вспомнила слова вдовы: «Наберите „август 2013, авария автобуса, Фуа“».

А если…

Без всякой уверенности она ввела в поисковик своего навигатора одну из подписей под фотографией: «Перонна, 8 марта 2013». Поскольку Интернет выдал слишком много страниц, она добавила «несчастный случай».