— Было бы бесчеловечно беспокоить беднягу Хорнера нынешним вечером. Сделаем вид, что он заболел, и попросим его старшего помощника — это, кажется, Уилкинс? — заменить своего начальника на боевом посту. Он человек надежный. Относительно состояния орудий у меня нет ни малейшего сомнения, но могут понадобиться зарядные картузы, в особенности, если завтра нам повезет.

Корабль в эту безлунную ночь плавно рассекал воды, покачиваясь на длинных пологих волнах попутной зыби. Мерный гул ветра в снастях и плеск воды, доносившиеся до капитанской каюты, успокоили Джека, и он взялся за неоконченное письмо к Софи. «Хотя капитан обручен со своим кораблем, многое из того, что на нем происходит, он узнает последним, как муж-рогоносец. И это гораздо важнее, чем может показаться на первый взгляд. Люди огорчены, можно даже сказать, потрясены. Это не могло быть вызвано только теми событиями, о которых говорят — о том, как жена старшего канонира покинула его и сбежала с подшкипером. Я ненавижу тех, кто разносит слухи, не доверяю сплетникам и уж тем более не поощряю их. Равным образом я не разделяю взгляды капитанов, которые к ним прислушиваются. Хотя я уверен, что Моуэту, Киллику и Бондену, которых я знаю с незапамятных времен, хорошо известно, что происходит, я также уверен, что ни один из них не расскажет мне этого, если только я не заставлю их поделиться со мной секретом, чего я не сделаю. Есть только один человек, с которым я могу разговаривать откровенно — это Стивен. Но я не уверен, что он станет делиться со мной своими мыслями». Выйдя из глубокой задумчивости, Джек Обри крикнул:

— Послушай, Киллик. Передай привет доктору и скажи, что если он не прочь помузицировать, то я к его услугам. — С этими словами он достал из футляра скрипку и принялся настраивать ее, извлекая из инструмента жалобное гудение, писки и стоны, которые, однако же, так успокоили его, что он стал думать совсем о другом.

Исполнение старого доброго Скарлатти в ре-минор и вариаций на одну из тем Гайдна, которые они обычно с удовольствием импровизировали, продвинулось в этот вечер несколько дальше. Но и тот, и другой были не слишком увлечены музыкой, поэтому, когда Киллик принес вино и печенье, Джек произнес:

— Нам нужно лечь пораньше. Не исключено, что завтра мы можем обнаружить «Норфолк». Гарантий нет, но это вполне возможно. Однако, прежде чем лечь на боковую, хочу кое-что спросить у вас. Возможно, вопрос вам покажется неуместным, и я не обижусь, если вы не захотите отвечать на него. Что вы думаете об этом дезертирстве?

— Послушайте, дорогой мой, — отвечал Стивен. — Неэтично выведывать у судового врача что-либо относительно членов экипажа, поскольку почти все они рано или поздно становятся его пациентами. Подобно священнику, который не вправе разглашать тайну исповеди, медик не может обсуждать своих пациентов. Я не стану рассказывать вам ни о том, что я думаю об этом бегстве, ни о людях, замешанных в нем. Однако, если хотите, я расскажу вам, о чем думают на судне, не давая никакой гарантии в правдивости или ошибочности этих предположений и не прибавляя к ним ни собственного мнения, ни тех сведений, которыми я, возможно, располагаю.

— Прошу вас, Стивен.

— Ну так вот, все считают, что длительное время Холлом был любовником миссис Хорнер, о чем Хорнер узнал с неделю назад…

— От такого можно сойти с ума, — заметил Джек Обри.

— … и что он увел их в дальний конец острова под предлогом серьезного разговора и там забил до смерти. У Хорнера с собой была дубинка, а сам он чрезвычайно сильный мужчина. Говорят, что он подтащил тела к краю обрыва и сбросил их в море. Люди жалеют миссис Хорнер, которая была так молода, великодушна, добра и никогда ни на что не сетовала. В меньшей мере они жалеют Холлома, сожалея, что этот невезучий человек вообще появился на борту судна. Они считают, что Хорнера загнали в угол, и, хотя его не любят, полагают, что он был в своем праве.

— Пожалуй, так оно и есть, — отозвался капитан. — И, насколько я знаю флотское начальство, оно его не выдаст. Не будет никаких доказательств его вины, расследование зайдет в глухой тупик. Благодарю вас, Стивен. Именно это я и хотел узнать. Будь я немного более проницателен, мне не пришлось бы задавать вопросов. Мне придется сделать вид, что я все принял за чистую монету, поставить «выбыл» напротив имени бедняги Холлома и постараться научиться смотреть в глаза Хорнеру.

Что касается того, чтобы смотреть в глаза Хорнеру, с этим трудностей не было. В конце ночной вахты чуть западнее, чем они предполагали, были замечены огни преследуемого корабля. Его обнаружили при первых проблесках рассвета; неизвестный фрегат, словно придавленный низким серым небом, как ни в чем не бывало шел прежним курсом. В одной ночной сорочке Джек вышел на палубу, где уже находился Хорнер. Канонир надел чистые белые полотняные панталоны и новую клетчатую рубаху. Из-за раненой или вывихнутой ноги он хромал, но расхаживал среди пушек, осматривая фитили, прицелы и замки с обычным хмуро-деловитым видом. Добравшись до шканцев, где стояли каронады, он несколько смутил окружающих, хотя сам ничуть не был обескуражен. Салютуя капитану, Хорнер привычно коснулся полей треуголки, держа в другой руке ночную подзорную трубу. Джек целиком отдался погоне; за два десятка боевых лет он стал своего рода морским хищником, который отбрасывал все второстепенное, как только появлялась возможность вступить в схватку с противником. Поэтому он приветствовал старшего канонира самым естественным тоном:

— Добрый день, мистер Хорнер. Боюсь, что наши шансы израсходовать ваши огневые припасы нынешним утром не слишком велики.

Взошедшее солнце подтвердило его правоту.

На палубе незнакомого корабля, облокотясь о поручни, стояло множество мужчин в небрежных позах. Некоторые из них курили сигары. Хотя на американском военном флоте и царили простые нравы, таких вольностей там все же не допускалось. И действительно, преследуемое судно оказалось испанским торговым кораблем «Эстрелла Полар», который шел из Лимы к реке Ла Плата, чтобы оттуда проследовать в Старую Испанию. Судно охотно легло в дрейф, чтобы отдохнуть часть дня; и хотя его капитан не мог предложить Джеку ничего, кроме нескольких ярдов парусины в обмен на полосовое железо, он щедро поделился с британцем новостями. Действительно, «Норфолк» вышел в Тихий океан и после благополучного перехода вокруг мыса Горн заправился водой в Вальпараисо. Ремонтироваться ему почти не пришлось, что было кстати, поскольку Вальпараисо известен тем, что в нем нет ничего; причем это «ничего» стоит втридорога и доставляется вам после бесконечных проволочек. Американец отплыл, как только пополнил запасы воды, после чего захватил несколько британских китобойных шхун. Капитан «Эстреллы» слышал о том, что одна из них ночью горела вблизи скал Лобоса, словно огромный факел. Он также разговаривал со шкипером второй из них, под названием «Акапулько», которую призовая команда вела в Штаты. Это было прочное, но, подобно большинству китобоев, тихоходное судно. «Эстрелла» могла убрать фоки грот-брамсели и при этом развивать скорость вдвое большую, чем она. Испанский капитан встретил этого китобоя возле линии тропика далеко отсюда — в двухстах милях к норд-норд-осту. Он будет рад доставить почту «Сюрприза» в Европу. Испанец пожелал Джеку счастливого пути, и оба судна, наполнив ветром марсели, с самыми учтивыми выражениями разошлись. Последние слова испанского капитана, произнесенные издали, прозвучали так: «Que no haya novedad».