Доктор Блайт стоит к нам спиной, и у меня внутри все холодеет от страха. Неужели он снова достанет свой пистолет?

– Как ты себя чувствуешь сегодня? – спрашивает доктор.

Я полагаю, он обращается ко мне.

– Отлично, – говорю я.

– На улице стало прохладнее. Насморк, кашель, боль в горле – ничего не беспокоит?

– Со мной все в порядке, – повторяю я. Почему герцогиня все еще здесь?

– Вы готовы, доктор? – нетерпеливо спрашивает она и железной хваткой впивается мне в руку, словно удерживая меня от побега. Как будто мне есть куда бежать.

– Одну минутку, моя госпожа, – отвечает доктор Блайт.

– Вы сказали, что сроки должны быть точными, – говорит герцогиня.

– Не волнуйтесь, никаких проблем, моя госпожа. – Я улавливаю скрытое возбуждение в его голосе; он оборачивается и улыбается мне теплой улыбкой, которая сразу же настораживает меня. Осторожно ступая, он подходит ко мне. – Не пугайся, – говорит он.

И только тогда я замечаю отливающие серебром стремена в изножье кушетки.

Иглу в его руке я замечаю слишком поздно.

Острое жало впивается мне в шею, и мир становится черным.

Я слышу слабый гул, напоминающий звук аркана.

Пытаюсь открыть глаза, но веки неподъемные. Язык опух, и глотать приходится с усилием.

– Она просыпается, доктор.

Голос герцогини просачивается сквозь густой туман тьмы. Я чувствую, что в моей руке что-то сидит. Хочу пощупать, но не могу пошевелиться.

– Не беспокойтесь, моя госпожа. Мы почти закончили.

Доктор Блайт. Медицинский кабинет. Игла. Стремена.

Сознание возвращается стремительно, и я заставляю себя поднять тяжелые веки. Сначала я ничего не могу различить кроме ярко-белого свечения. Но наконец мир обретает очертания.

Лучше бы я оставалась без сознания.

Мои руки привязаны ремнями, ремень тянется и по плечам. В сгибе локтя торчит внутривенная игла. Ноги полусогнуты и широко расставлены, жесткая белая простыня накинута на колени, словно шатер.

Легкие как будто сдавлены, и я никак не могу отдышаться.

Лицо герцогини встает надо мной.

– Успокойся, – говорит она, вытирая мой лоб влажной салфеткой. – Иначе тебе будет трудно дышать.

Мне не хватает воздуха. Сердце отчаянно бьется, слишком быстро, слишком быстро.

– Что… происходит? – вырывается у меня хрипом.

– Дыши глубже, – доносится из-за белой простыни голос доктора Блайта. – Расслабься. С тобой все в порядке.

– Я не… я не… чувствую ног… – Я задыхаюсь, перед глазами появляются белые вспышки. Сердце вот-вот взорвется.

– Моя госпожа, слева от вас кислородная маска. Не могли бы вы приложить ее к носу и рту?

Что-то твердое и пластмассовое ложится на мое лицо, и я вдыхаю удивительно чистый, свежий воздух. Сердцебиение замедляется.

– Вот видишь? Все хорошо. – Герцогиня снова промокает мой лоб салфеткой. – Ты проснулась слишком рано, – говорит она, как будто это моя вина.

– Все готово, – говорит доктор Блайт, выныривая из-за простыни и снимая с лица светло-голубую хирургическую маску. Я съеживаюсь от щелчка латекса, когда он стягивает с себя перчатки. – Все прошло просто замечательно, моя госпожа.

– Отлично, – резко бросает герцогиня. – Мне пора заняться вечеринкой по случаю помолвки.

Я слышу, как открываются и закрываются двери лифта. Доктор осторожно высвобождает из стремян мои ноги, и они безвольно свисают с кушетки.

– Я дал тебе мягкое успокоительное, – говорит он, прижимая пальцы к моему запястью, чтобы проверить пульс. – Его эффект уже проходит. – Он берет маленький фонарик и светит мне в глаза, затем делает какие-то пометки на экране. – Думаю, это нам больше не понадобится, – говорит он, расстегивая ремни на моих руках и плечах. Я пытаюсь сесть, но комната наклоняется, и меня сбивает волной головокружения.

– Ляг обратно, Вайолет, – говорит доктор Блайт. У меня нет выбора. Я смотрю на ровный белый потолок и жду, пока утихнет головокружение. В локтевом сгибе ощущается слабое жжение, когда доктор вынимает внутривенную иглу. – Тебе еще нужна кислородная маска?

Мотаю головой. Я хочу выбраться отсюда. Слезы закипают в моих глазах. Доктор Блайт снимает маску. Я чувствую покалывание в пальцах ног, будто утыканных булавками и иголками. Я хочу знать, что это было, но вопрос стоит комом в горле. Я не хочу слышать ответ. Доктор Блайт сидит напротив, смотрит на меня, ждет.

Покалывание поднимается выше, к икрам и бедрам. Головокружение исчезает. Очень медленно я опускаюсь обратно на кровать, вытягиваясь в струну. Тело как мертвый груз, движения неуклюжие.

Доктор Блайт улыбается.

– Хочешь воды?

Я киваю. Он держит в руках чашку с соломинкой, и я делаю маленький глоток, смачивая пересохшие губы.

– Сегодня вечером у тебя могут возникнуть легкие судороги, – деловито сообщает доктор, – но завтра ты уже будешь чувствовать себя нормально, обещаю. Результаты мы узнаем примерно через неделю.

– Результаты? – хриплю я.

– Да, Вайолет. Результаты. – Доктор Блайт сжимает мою руку. – Через неделю мы узнаем, беременна ли ты.

Беременна.

Слово звучит странно, как будто на чужом языке, и чем чаще я повторяю его, тем меньше в нем остается смысла. Вечером я лежу в своей постели, разглядывая кружевной балдахин, и пытаюсь уловить какие-то перемены в себе. Прижимаю руки к животу, словно могу почувствовать слабое сердцебиение или небольшую выпуклость. Ничего. Ровным счетом ничего.

– Пожалуйста, сделай так, чтобы ничего не получилось, – шепчу я, как будто желание, произнесенное вслух, может осуществиться. – Пожалуйста…

Я чувствую себя заразной. В меня запихнули что-то без моего разрешения, против моей воли. Одно дело – знать, что это произойдет, и совсем другое – это пережить.

По крайней мере, я больше не плачу. Я проплакала весь день, пока не иссякли слезы, а потом из моей груди рвались лишь сухие, хриплые рыдания. Я снова и снова звала Люсьена через аркан, пока молчание не разозлило меня настолько, что я швырнула камертон об стену. Теперь он опять в своем тайнике.

Я очень стараюсь не думать об Эше. Как глупо было переживать из-за того, что нас могут увидеть вместе. Все, наше время истекло.

Раздается робкий стук в дверь, и в комнату заглядывает Аннабель. Она что-то строчит на своей дощечке, но я даже не поворачиваю голову. Я тупо смотрю в потолок.