И карлик негромко добавил:

— Но лично я не могу взять в толк, к чему столько суеты из-за такой гадости!

Тут в комнату ворвалась какая-то девочка и, затараторив по-испански, потребовала шоколад для Ее Величества. Анжелика узнала Филиппу. Поговаривали, что она была внебрачной дочерью короля Филиппа IV Испанского и что инфанта Мария-Терезия, обнаружив ее брошенной в коридоре Эскориала, сама воспитала малышку. Филиппа входила в испанскую свиту королевы, которая переправилась через реку Бидассоа, и теперь обреталась рядом с новой королевой Франции.

Анжелика встала и простилась с доньей Терезитой. Карлик проводил бывшую маркизу до двери, выходившей на набережную Сены.

— Ты так и не спросил у меня, как я теперь живу? — обратилась напоследок Анжелика к Баркаролю.

Вдруг ей показалось, что карлик превратился в тыкву, потому что теперь она видела только его огромную шляпу из оранжевого атласа. Баркароль уткнулся в землю.

Анжелика присела на порог, чтобы оказаться на одной высоте с карликом и заглянуть ему в глаза.

— Ответь мне!

— Я знаю, что с тобой приключилось. Ты бросила Весельчака и строишь из себя честную горожанку.

— Можно подумать, что ты меня в чем-то обвиняешь! Ты что, не слышал о бойне на ярмарке Сен-Жермен? Весельчак исчез. А я сумела выбраться из Шатле. В Нельской башне засел Родогон.

— Ты больше не принадлежишь к воровской братии.

— Ты тоже.

— Ну нет! Я по-прежнему в воровском братстве. И всегда буду в нем. Это мое настоящее королевство, — сказал Баркароль со странной торжественностью.

— Кто тебе рассказал обо мне?

— Деревянный Зад.

— Ты виделся с Деревянным Задом?

— Я отправился выразить ему свое почтение. Ведь теперь он наш Великий Кесарь. Я думаю, ты это знаешь?

— Конечно.

— Я пошел и выложил на стол кошель, набитый луидорами. Ху! Ху! Дорогая моя, ты бы только видела, я был самым главным богачом среди всех собравшихся.

Анжелика взяла Баркароля за руку; странная маленькая округлая ручка, пухленькая, как у ребенка.

— Баркароль, они собираются мне отомстить?

— Я думаю, что во всем Париже не сыскать женщины, чья прелестная головка так близка к тому, чтобы слететь с плеч.

Карлик состроил нарочито злобную гримасу. Но Анжелика поняла, что угроза не преувеличена. Она встряхнула головой.

— Тем хуже! Значит, я умру. Но я не могу вернуться назад. Так и скажи Деревянному Заду.

Карлик королевы окинул ее печальным взором.

— Ах! Как ужасно будет увидеть такую красавицу с перерезанным горлом!

И когда Анжелика уже собралась уходить, Баркароль схватил ее за край юбки.

— Между нами говоря, было бы лучше, если бы ты сама сказала все это Деревянному Заду.

* * *

Отныне все свое время Анжелика посвящала делам харчевни. Поток посетителей непрерывно увеличивался. Благодаря отменным отзывам цеха цветочниц заказы множились, как снежный ком. Теперь цеховые торжества проходили в «Храбром петухе» довольно часто. Мастера разных специальностей любили «промочить горло» и «набить живот» в доброй компании; и во славу своего святого покровителя они устраивали веселые пирушки под сводами приветливой харчевни, на балках которой, заново покрытых лаком, всегда красовались прекрасная дичь и сочные колбасы.

Даже старейшины «святейшего» цеха мясников, самого большого и самого старого из парижских цехов, решили устроить свое традиционное пиршество, посвященное святому Сильвестру[63], именно в «Храбром петухе». Праздники непрерывно сменяли друг друга. После Рождества наступил Новый год, затем отмечали Богоявление, потом начался карнавал.

Итак, Анжелика посвятила себя насыщению требовательных желудков; порой ей казалось, что она оседлала норовистую кобылу, которая брыкается, но везет быстро и без устали.

Вслед за рабочими, ремесленниками и торговцами в «Храбрый петух» стали захаживать компании свободомыслящих философов, отличавшихся изысканными манерами и распутным поведением. Они утверждали, что у каждого человека есть право на наслаждение, презирали женщин и отрицали Бога. Женщинам, работавшим в харчевне, стоило немалого труда ускользать от их похотливых рук. К тому же эти господа оказались крайне разборчивы в еде. И хотя Анжелику отталкивал их неприкрытый цинизм, она очень надеялась, что «философы» упрочат репутацию и заслуженную славу их заведения, что, в свою очередь, привлечет в харчевню клиентуру более высокого ранга.

Приходили к ним и актеры, которые, даже не освободившись от красных накладных носов, дружно восхищались выходками обезьянки Пикколо.

— Вот на кого нам следует равняться, — говорили они. — Да уж! Если бы этот зверек был человеком, каким бы комедиантом он стал!

Вспотевшая, с раскрасневшимися от жара очага щеками, с жирными, испачканными пальцами, Анжелика выполняла свою работу, стараясь не думать ни о чем, кроме повседневных дел и забот. Задорно рассмеяться, поддержать легкую беседу, проворно увернуться от слишком назойливой руки — все это она делала почти машинально. Она получала удовольствие, смешивая соусы, измельчая зелень, украшая блюда.

Она вспоминала, как маленькой девочкой охотно помогала на кухне в Монтелу. Но по-настоящему разбираться в кулинарном искусстве Анжелика научилась в Тулузе, под руководством Жоффрея де Пейрака — человека утонченного вкуса; недаром яства, которые подавали в отеле Веселой Науки, славились по всему королевству.

Воскрешая в памяти тот или иной рецепт или какой-нибудь непреложный закон кулинарного искусства, Анжелика порой испытывала одновременно радость и печаль.

Мэтр Буржю был рад наплыву новых посетителей, но в то же время его это удручало. Популярность, которой пользовался трактир, доставляла ротисье небывалые муки, но, будучи по натуре человеком бездеятельным и беспечным, он не пытался изменить ход событий. При этом следует сказать, что владелец «Храброго петуха» никоим образом не пренебрегал своими обязанностями. Он выбирал и жарил домашнюю птицу, мясо, дичь, а также разделывал уже готовые изделия, отбирая наилучшие куски. Он плохо разбирался в рыбе, ведь его заведение специализировалось на жареном мясе, и у мэтра Буржю даже не было прав на приготовление рыбных блюд, что оставалось прерогативой хозяев рыбных таверн и харчевен.

Но при содействии некоторых постоянных клиентов харчевни Анжелика получила в гильдии трактирщиков разрешение подавать рыбу по пятницам, а также право изготавливать и предлагать клиентам антреме[64]и маленькие сладкие пирожные. В конечном счете молодая женщина «выжила» мэтра Буржю из его собственной кухни и обустроила рабочее место толстяка прямо в зале, где его необыкновенная жизнерадостность радовала посетителей. Анжелика оставила в ведении ротисье вина, а также приготовление простых блюд для мелкого люда — рабочих и ремесленников. Но в основном трактир работал для обладателей кружевных манжет и шляп с плюмажем, которые за один вечер могли потратить больше, чем скромный ремесленник за месяц.