Анита Яновна царственно кивнула, позволяя Кею ей помочь по-родственному. Так царственно, то я прямо восхитилась. Мне такому еще учиться и учиться!

— А вот городу не надо, — внесла нотку здорового русского скепсиса баб Клава. — Сопрут.

— Усадьбу? — переспросил Кей.

— А то ж, — уверенно кивнула баб Клава. — У нас, милок, народ такой, что и усадьбу сопрет. Вместе с забором.

— Нормальный у нас народ, — возмутился Тренер. — Не все ж как Гаврилыч.

— Ну вот как мэром станешь, так и говори.

— А вот и стану!

— Станет, станет, — подтвердила я. — И производство тут организуем. Хотя дыра, конечно, этот ваш Энск…

— Дыра, — согласился Кей. — Но это поправимо. Дмитрий, у вас есть план развития города?

— Есть, — согласился Дмитрий. — Три плана есть, а понадобится — еще и четвертый нарисуем.

— Твои соотечественники, Мадонна, это что-то. Бразильское мыло отдыхает, — по-итальянски прокомментировал Бонни, нежно обнимающий меня за плечи. — А вообще очень похоже на Сицилию, только холодно. То-то ты меня так хорошо вписалась в наше большое семейство.

— Я тоже тебя люблю, — шепнула я ему и вмешалась в общий разговор, пока он не ушел в обсуждение политики. — А давайте смотреть клад? Никогда не видела настоящих кладов!

— Да-да, покажите нам золотишко Говардов. А то все о нем слышали, но никто не видел! — поддержал меня Бонни по-английски, но его все прекрасно поняли и без перевода.

Клад не подвел! И никак иначе, кроме как кладом, назвать эти цацки было нельзя. Красивые, изящные, глаз не оторвать — я, обманувшись этим изяществом, не удержалась, взвесила на руке ожерелье и присвистнула. Тяжеленное! Как будто его из булыжников собрали! Ну нет, я б такое не надела. А вот леди Памела — вполне. Но матушка Кея и в Букингемский дворец ходит с удовольствием, не то что я. Мне одного раза хватило по самое не могу.

Бонни же, как сорока со стажем, даже примерил огроменный перстень с темным булыжником, поцокал языком в восторге, но признал цацку негодной к повседневному употреблению. Не сочетается с английскими булавками и шестеренками, которые наш гений обычно на себя навешивает.

— И что ж теперь с этим всем богатством-то делать? Не продавать же! — снова баб Клава озвучила народные чаяния. И, подумав, добавила — Сопрут. Народ, он такой!

— Нет, конечно, — покачала головой Анита Яновна. — Не сомневаюсь, Ирвин согласился бы помочь с реализацией…

Кей кивнул, взглянув на профессора Преображенскую с большим уважением, а та погладила рубины браслета и вздохнула.

— И все же нет. Это ведь не просто клад, это…

— Легенда, — тихо подсказала посерьезневшая Янка. — Семейная легенда. Символы не продают, это ведь… Все равно что выставить на Сотбис Грааль.

Кей понимающе хмыкнул и жестом велел Аравийскому разливать, наконец, коньячок. А я подняла тост:

— За Грааль нашего большого и дружного семейства! — правда, не с коньячком, а с минералочкой. Мне, как кормящей матери, коньячку не положено. И ладно. У меня своей дури достаточно, без заемной обойдусь. А своей не хватит — у меня Бонечка есть. С неиссякаемым запасами.

Мой тост поддержали, и еще десяток тостов — тоже, закусили шашлычком, повеселели… Особенно баб Клава, ей щедро подливали с двух сторон — Кей и Грег, при этом рожи у обоих были такие честные, такие невинные, что клейма ставить негде. И что-то ей такое в оба уха пели. Хорошо пели. Потому что баб Клава опрокинула еще рюмашечку, хлопнула ладонью по столу и заявила:

— Ладно, раз уж вам для истории надо… Точно родственник? Не похож!

— Очень надо, мадам Клаудиа! — Кей аж руку к сердцу прижал.

Бонни, откровенно довольный тем, что сегодня в центре внимания не он, тихонько хмыкнул:

— Переигрывает Британия.

— В самый раз, — покачала головой я. — Вот увидишь, будут нам документы Аненербе.

— Может чего и осталось. Зимы-то у нас холодные, бумажками мы печку топили, — вздохнула баб Клава. — Мамка моя, земля ей пухом, ни единой бумажки гебешникам не отдала. Сволочи потому что. Попросили бы по-человечески, вот как вы. С уважением.

В знак уважение Кей собственноручно налил баб Клаве еще рюмашку и положил на тарелку шампур истекающего соком шашлычка. Я прямо умилилась. Артист! Весь в Бонечку!

Хлопнув и эту рюмашку, баб Клава поднялась, строго оглядела компанию за столом и пошла в дом. В сопровождении Грега. Видимо, чтоб после коньячку не уснула по дороге или не прихватила вместо документов шмайсер. Мало ли, что взбредет в нетрезвую голову старой партизанки при виде целой компании классовых вражин.

Ее возвращения все ждали, как предновогодней речи президента. И встретили аплодисментами. Правда, добыча оказалась более чем скромной.

— Остальное пожгли. А эти не пожгли, воняли сильно, — сообщила баб Клава, выкладывая на стол стопку слегка обгоревших тетрадок в клеенчатых обложках. — Дневники это, даты стоят. А кроме дат я ничего не разобрала.

Кей вцепился в тетрадки крепче, чем в золотишко, тут же открыл самую нижнюю и начал листать. Грег смотрел на это богатство голодными глазами, но отнять добычу у шефа не пытался. Ждал, как тигр в засаде, разве что хвостом себя по бокам не бил за неимением хвоста.

А вот Янка, как истинная поганка, тут же сунула в тетрадку нос, и чтоб удобнее было нос совать — присела к Кею на подлокотник кресла. Мне было страшно интересно, как Кей отреагирует? Никогда не видела, чтобы кто-то вот так себя с ним вел. Не считая нас с Бонни, конечно, но это ж совсем другое.

Отреагировал он прелестно: не глядя обнял Янку одной рукой, чтобы не свалилась, и практически сразу нашел то, что искал.

— …привели англичанина. Назвался Говардом… — начал читать, сразу переводя на английский, Кей.

В общем, штандартерфюрер, или как его там, не особо разбираюсь в немецких званиях, англичанину не поверил. Ни что Говард, ни что без него они ничего в усадьбе не найдут. Но вместо того, чтобы пристрелить «болтливого идиота» сразу, оставил его при штабе и начал раскопки. Длились эти раскопки целую неделю, и каждый день штандартенфюрер ругался на идиота-англичанина. Никакого клада не нашли, англичанина выгнали с позором…

— На этом записи заканчиваются. Похоже, сэр Персиваль несколько преувеличил степень своего сотрудничества с гитлеровцами, — покачал головой Кей.

— Эк ты резво по-немецки-то, — хмыкнула баб Клава. — Да не было никакого сотрудничества. Я вон Грегу-то рассказывала, как ваш сродственник мне банку тушенки дал. Хорошей тушенки, немецкой. И немцев он же нашим и сдал. Требовал, чтобы мы как немцев выгоним, пустили его копать в усадьбе клад. Этот, значит, клад… кто б мог подумать-то… — баб Клава покачала головой, глядя на сундучок. — Наши в клад не поверили, ничего искать не стали. Англичанина посадили под замок, чтобы не сбег до прихода наших, хотели сдать как пленного. Но убег он.