Если разбирать наш маленький пример, изложенный выше, новокрещаемые не подошли ко мне и не сказали: «Отец Эдуард, почему вы нам говорите, что нужно одеться определенным образом, а сами не пришли на репетицию в облачении. Мы привыкли, что священники говорят с нами, будучи одетыми по форме». Они не подошли ко мне, благополучно перепрыгнули эту стадию и обратились к настоятелю. Случай ерундовый, но такое происходит достаточно часто и по разным поводам.

– Да, но иногда поводы – это уже не поводы, а преступления. И Католическую Церковь, особенно в последнее время, обвиняют в том, что она покрывает эти преступления. Так что же – нужно ли вывешивать грязное белье или стоит попытаться его выстирать внутри помещения?

– Нормальные люди стараются выстирать внутри помещения.

– Но можно ли считать признаком нормальности, когда со стиркой не справляются и грязным бельем заваливают укромную комнатку, думая, что никто и никогда не обнаружит эти неприглядные завалы?

– Я расскажу немного по-другому о стирке белья – я тоже в этом немного понимаю. У тебя есть стиральная машина. Так? Для стирки ты пользуешься стиральными порошками, чтобы белье из стиральной машины выходило чистым, свежим и хорошо пахнущим. Так и есть уровень скандалов, которые легко разрешаются в личной беседе.

Наверняка в твоем гардеробе есть и такие вещи, на которых имеется ярлычок «только химическая чистка».

Сколько бы ты ни убивалась, альтернативы нет. Можно сунуть вещь в стиральную машину – и получить тряпку. Можно такие вещи не чистить, а складывать в укромные уголки. Если решишь почистить, придется вынести грязные вещи из дома и их увидят другие люди. Когда речь идет о преступлении, стиральная машинка, которая стоит в частной ванной комнате, не подойдет.

– Совершенно верно. Но много лет назад епископы некоторых епархий складывали грязные вещи в пресловутой комнатке, а потом в эту комнатку случайно залезли воры…

– Я уверен, что воры прекрасно знали, куда и зачем они лезут, но я должен заметить, сейчас нам гораздо легче говорить об этом, а когда эти вещи происходили, духовный и законодательный уровень развития общества был совершенно другим.

Это все равно как человек пафосно говорит: «Во Вторую мировую войну я бы спас не меньше тысячи евреев». А когда на его глазах кто-то в наши дни оскорбляет еврея по национальному признаку, у нашего героя не находится слов, чтобы заступиться. С прошлым бороться всегда проще, чем с настоящим.

Не нужно забывать, что Церковь – легкая мишень и способ решения своих собственных проблем. Мы не знаем, сколько действительно скрывается случаев педофилии в семьях и в школах, но подозреваем, что Церковь скрывает гораздо больше. Мы не хотим спасаться вместе от проблем в обществе, мы хотим только заклеймить, и пусть Церковь решает свои проблемы.

– А как, кстати, она должна решать свои проблемы? Отстирывать в тазике или нести в химчистку?

– Последняя инструкция рекомендовала епископам «нести в химчистку». Обязанности у них такой нет, но возможность есть. Уголовные преступления должны подлежать светскому суду.

– Где грань? Про уголовные преступления понятно – это в следственные органы. Но если не уголовные? Какие происшествия должны, на твой взгляд, становиться достоянием широкой общественности и публичного покаяния?

– Когда Церковь понимает, что у нее нет средств разрешить проблему.

– Например?

– Например, священник начал слишком интересоваться спиртным. Сначала не сильно, а потом ситуация дошла практически до коллизии, показанной в знаменитом сериале «Отец Тед». Один из главных героев этого ситкома, священник, забыл все слова, кроме «выпивка». Так вот, на первой стадии епископ может увещевать священника, однако может наступить момент, когда увещевания епархиального начальства не помогают. Нужно выйти за ворота храма и обратиться к наркологу. И тогда…

– … И тогда есть риск, что набежит толпа и затопчет, потому что, когда алкоголик работает в автосервисе и спьяну не может поменять колесо, это неинтересно. А когда священник в том же состоянии не может удержать кадило, это куда более впечатляюще.

– Остается прекрасная возможность для такого священника, если он хочет лечиться, сделать это в другом городе и даже другой стране, где его никто не знает и не будет обсуждать его «подвиги». И в данном случае Церковь обращается со своими проблемами к миру, решает проблемы, но не вывешивает девяносто пять тезисов о жизни этого человека на дверях каждого храма епархии.

Очень правильной мне видится практика древней Церкви, когда каждый повинный в смертных грехах совершал публичный обряд покаяния, но общественность не извещалась о предмете покаяния.

Что именно случилось, знал определенный круг людей, знал епископ, который и налагал на грешника обязанность публично покаяться. Человек надевал покаянное облачение, шел по городу…

– И бил себя пяткой в грудь.

– Если ты так это определяешь, пусть будет так. На самом деле существовал иной, более пристойный обряд. Но он не предполагал, что грешник должен в кафедральном соборе прокричать, что он натворил. Тем не менее он получал шанс покаяться и изменить свою жизнь.

– Я правильно поняла – ты за умеренность в предъявлении своих язв обществу?

– Именно.

– Но это же модно. Мы хотим знать все и обо всех.

– Ты глубоко ошибаешься, мы не все хотим знать. Если бы мы знали о других действительно все, это пробудило бы в нас сострадание. Мы хотим знать только то, что пикантно и щекочет наши инстинкты. Позволяет нам поязвить и посмеяться, но не любить.

– Расскажу случай из своей практики. К нам на программу пришла героиня, которая рассказывала, как не любит отчима. В процессе записи и мне, и шеф-редактору стало ясно – женщина рассказывает не все. Она не просто так вот уже лет пятнадцать не общается с отчимом, а ненависть не ослабевает. Редактор мне в ухо буквально кричит: «Оля, крути ее на инцест. Он там был. Он к ней приставал!»

Я ей тихо: «Я не понимаю, как ее “крутить”! Мне неудобно. Она не хочет рассказывать».

«Оля, как хочешь – надо. Раскручивай!»

Эдуард, профессионально шеф-редактор права. Это рейтинг. А рейтинг – деньги. Я стала мычать, заходить издалека и намекать, что э-э-э… а не было ли, а вот… Она рассказала.

– Представь, что это делают с тобой!

– Некоторым нравится, когда это с ними делают. Девушки такое про себя в журналах рассказывают, что это не просто скрывать надо, под это надо ядерную бомбу закладывать и взрывать, чтобы не осталось даже молекул. Не только чтобы никто не знал, но и самой никогда не вспоминать. Ты чего смеешься?

– Мне нравится, как ты это описываешь.

– Это торговля. И на этом рынке педофилия маргинала хуже продается, чем педофилия священника. Последнее – товар востребованный, поэтому не надейся, что его не будут предлагать.