Шестого июля ко мне первым же «техническим» поездом, который протащили через полуготовый Транссиб, прибыли полицейские и жандармские офицеры. Я тут же поставил им задачу организовать разворачивание разведывательной и осведомительской сетей, причем по большей части из маньчжуров. Ибо подавляющее большинство китайцев на территории Маньчжурии в ближайшее время будут насильственно интернированы, а затем и депортированы. Нет, и в их среде тоже было бы неплохо иметь своих агентов, но их сразу надо нацеливать на работу в условиях депортации. Кроме того, полицейские должны были озаботиться подготовкой к разворачиванию фильтрационных пунктов…

А 10 июля около ста тысяч ихэтуаней, поддержанных правительственными войсками, атаковали Харбин. Благодаря регулярным рейдам казаков Чичагова по окрестностям, о накоплении бунтовщиками сил для атаки города было известно заранее, так что их встретили пулеметами и артиллерией на подготовленных позициях. Это была бойня, сразу после нее казачки Чичагова в сопровождении пулеметных двуколок (пулеметы они после столь наглядной демонстрации оценили весьма высоко) вновь прошлись по окрестностям, зачищая мелкие отряды, на которые развалилась атаковавшая Харбин армия по окончании неудачного штурма. В итоге под Харбином на пару месяцев установились тишина и благолепие.

Четырнадцатого июля китайцы начали артиллерийский обстрел Благовещенска, приведший меня в бешенство. Что ж, вы хотели войны — вы ее получите! За ту резню, что состоялась в ответ на это, я специальным указом запретил кого бы то ни было наказывать.

Ну а 16-го на железнодорожной станции Харбина встал под разгрузку первый эшелон войск, переброшенных на Дальний Восток из европейских губерний России. После чего я облегченно выдохнул. Мой план начал воплощаться в жизнь.

— Алексей Александрович, к вам Яков Соломонович.

Я оторвался от бумаг и отодвинул их в сторону.

— Зови.

Дима исчез, а вместо него в проеме двери возник Кац. Я усмехнулся, выбираясь из-за стола.

— Ну, привет, птица ты моя перелетная. Вернулся! — И я крепко облапил его за плечи.

Кац довольно хмыкнул и пробурчал:

— Тогда уж переплавная, а не перелетная. И должен тебе сказать, это путешествие окончательно доказало мне, что я никак не разделяю твоей страсти болтаться в железной лохани на поверхности заполненной водой лужи глубиной в несколько верст. Отныне я согласен передвигаться исключительно поездом.

— Ну, кто знает, как еще повернется судьба. Но я постараюсь учесть твое пожелание, — примирительно отозвался я. — Чаю?

— Позавтракал, — буркнул Кац, — на корабле еще. Давай уж доложусь и отправлюсь отсыпаться. Есть хоть где?

— Обижаешь, — заулыбался я. — Чай уже два года тут торчу — обжился. Так что лишняя кровать найдется.

— Ладно, тогда какой тебе доклад нужен — короткий или подробный?

— Ты начинай, — подбодрил я его, — а там посмотрим — продолжать или прерваться.

— Ну, если коротко — я договорился. Кредит нам дадут…

Восстание ихэтуаней закончилось полным разгромом. Пекин был взят 10 августа, а императорский дворец — 17-го. После этого Цы Си переметнулась на сторону Альянса восьми держав и отдала приказ регулярным войскам повсеместно преследовать и уничтожать ихэтуаней.

Четырнадцатого сентября, через два дня после высадки в Тяньцзине германского экспедиционного корпуса, ко мне прибыл ее личный представитель с пространным посланием, в котором императрица выражала крайнее сожаление о своем решении объявить войну России и предлагала «вернуть времена союза и процветания». Я на это письмо ответил довольно жестко, но с некоторым намеком на то, что при определенных условиях могу рассмотреть эту идею. После чего у нас с Цы Си развернулась активная личная переписка, первым результатом которой было подписание этой весной нового союзного договора с империей Цин. Правда, я так выстроил формулировки, что, при желании, его можно было истолковать как договор не с государством, а с династией. Ну как пригодится?.. По этому договору Россия обязывалась вывести свои войска с территории Маньчжурии после окончательного подавления бунта. Взамен ей передавался Ляодунский полуостров. Не насовсем, как Гонконг англичанам, а в аренду, но уже не на двадцать пять, а на девяносто девять лет. Китайско-Восточная и Южно-Маньчжурская железные дороги, а также все другие русские хозяйственные объекты, как имеющиеся, так и строящиеся, получили права экстерриториальности. Более того, вдоль Китайско-Восточной и Южно-Маньчжурской железных дорог создавалась полоса отчуждения шириной в одну версту с каждой стороны полотна — там дозволялось проживать только с разрешения дирекции этих дорог, все стоящие в полосе отчуждения деревни подлежали полному выселению. Для охраны российской собственности при дирекции КВЖД и ЮМЖД создавались охранные отрады; их численность должна была определиться позднее. Если учесть, что к тому моменту оба берега Амура были полностью освобождены от китайского населения, а долины рек Сунгари и Уссури тоже основательно подчищены, весь север Маньчжурии переходил под полный контроль российских властей, который сохранялся даже после вывода войск.

Кстати, и сама депортация прошла куда менее напряжным для нас образом, чем я предполагал. Потому что осуществили ее в основном сами китайцы. Императрица, напуганная русскими войсками, численность которых в Маньчжурии к началу 1901 года превысила двести тысяч человек, повелела своей армии оказать нам всю возможную помощь, дабы побыстрее устранить формальный повод для пребывания русских войск на территории Китая. Для чего в Маньчжурию вошел стосемидесятитысячный корпус цинских войск. Ну а тут уже между нашими и китайскими войсками выстроились вполне себе партнерские отношения. Совершенно понятно, что в бой китайцы не рвались, зато вопросами интернирования и депортации занялись с огромным удовольствием. Чему я весьма порадовался. Потому что вся ненависть людей, срываемых с мест, где многие из них не только прожили всю свою сознательную жизнь, но и родились, оказалась направлена не на нас, а на цинские войска, чьи солдаты не упускали ни единой возможности поживиться. Русские же тут зачастую выступали как спасители. Китайские «союзники» действовали настолько старательно и воодушевленно, что депортируемые нередко добирались до временных лагерей обобранными до нитки и практически голыми. Впрочем, маньчжуры и остальные местные племена, которых депортация не затрагивала, так же участвовали в этом процессе с не меньшим воодушевлением, подчищая за солдатами в оставленных китайцами деревнях и городских домах все, что плохо лежит, и активно «стуча» цинским командирам на своих соседей-ханьцев, которых по каким-то причинам пропустили при зачистке. Все как обычно — своя рубашка ближе к телу, а безнаказанно пограбить соседа — святое дело.

Цы Си прислала мне по этому поводу пару встревоженных телеграмм, в которых завуалированно интересовалась, не является ли эта деятельность подготовкой к тому, что Россия собирается отторгнуть Маньчжурию от Цинской империи. Но я, подсластив пилюлю еще и высокой оценкой эффективности действий цинских войск, заверил ее, что подобных планов не имею, а вся депортация осуществляется в рамках лишения бунтовщиков поддержки местного населения и в строгом соответствии с законами Цинской империи.[30]И что сии операции несомненно приведут к тому, что русские войска покинут территорию Маньчжурии даже несколько раньше, чем я планировал.