- А где хозяин? - уточнил отец.

- Отдыхает. До завтра не протрезвеет, - сообщил Васька, выключая своё измочаленное ясновидение.

Они постучали в дверь. Дуня, уже десять минут наблюдавшая за ними из окошка, открыла и радушно пригласила гостей к столу, который был добротно, в нормальных деревенских традициях накрыт и источал запахи столь основательные, что даже Ужовых проняло.

- Я вас давно жду, - сказала Дуня, наливая гостям борща.

- У вас что - тоже осложнение? - без церемоний уточнил Васька. - Мы ж только на днях решили к вам лететь.

- У вашей матушки на служебном столе всегда стояли ваши фотографии. Узнала я вас, как только в окно глянула. А давно жду - это понятно. Вам пока больше деваться-то некуда.

Ужовы переглянулись - всё так просто? - и налегли на борщ. Даже им, практически не нуждавшимся в еде, он очень понравился. Повеяло воспоминаниями. Нормальной жизнью на земле, в доме.

- Дуня, как вы тут? Никто не беспокоит? Мы уже замучились в окна прыгать, в облаках летать, разговаривать с сумасшедшими, жадными до совершенно незаслуженной вечности...

- Ой, вы сейчас животики надорвёте! - Дуня что-то вспомнила и залилась умильным смехом. - Я вам такое расскажу!

Она выбежала в соседнюю комнату и быстро вернулась:

- Федьку проверила!

- А как ваш Фёдор? - спросил Иван Иванович, которому до сих пор не было доподлинно известно, как же передаётся настигшая их всех зараза. То есть кровь - это единственный путь или?..

- Он счастлив. Абсолютно. Раньше он пил и очень боялся похмелья. Оно у него было тяжкое. Вдруг сердце там порвётся, или печень, или голова!.. Теперь он пьёт без страха и каждый день целует мне ноги, руки и что попало. И мне жить - просто рай. Прежде мы частенько с ним ругались, до драки доходило, дрянная жизнь была, даже вспоминать неохота! А теперь! Сказка. Я как Марионну повстречаю - расцелую! - Дуня вся светилась восторгом бытия.

Ужовы еще раз переглянулись: до сих пор им не попадались радостные, беспроблемные бессмертные. Опять возникла тень бедной Ильзе.

- А как он, простите, нужду справляет? - осторожно спросил Васька, отложив суповую ложку на салфетку.

- Как и я. Как все... - невероятно удивилась Дуня. - Идёт до ветру и справляет. Иногда не дойдёт, бывает, до нужника, так делает на клумбу. У нас была заброшенная клумба. В дальнем углу, ненужная. Так теперь на ней всё само растёт, да как растёт! - Дуня сложила пухлые ладошки. - Розы да орхидеи! А в июле - вы не поверите! - недели две подснежники цвели! Хотите посмотреть?

Ужовы переглянулись и дружно отказались. Как-нибудь в другой раз. Вне рамок обеда.

Завершив трапезу и поблагодарив радушную хозяйку, Иван Иванович всё-таки вернулся к вопросу о Фёдоре и его суперосложнении: жидкость, извергаемая профессиональным пьянчужкой на заброшенную клумбу, вызывает рост прекрасных цветов, причём даже в таких неудобных условиях, как неухоженный огород в глухом лесу. Июльское буйство подснежников тоже умилило до невозможности.

- А сам-то как относится к цветам? - спросил Ужов, не зная, как подойти к основному вопросу - о способе заражения Фёдора.

- О! - всплеснула руками Дуня. - Счастье! Просто счастье! Жизнь Федькина теперь идёт по особому графику. С утра - рассол, стопарик, овсянка-сэр...

- Что овсянка? - поперхнулся Ужов, а Васька просто скатился на пол.

- Повторяю: рассол огуречный. Потом сто граммулечек для поддержания традиции. А потом каша из овса. Он где-то вычитал - он теперь много читает, - что в какой-то стране утром мужчинам дают овсянку-сэр, чтоб здоровые были, как кони. Поэтому он делает всё по уму. Поест - и читает энциклопедию. И - как конь...

- Ка-ак-кую энц... ик!.. ик... лопедию? - повизгивая на полу, задыхаясь, просипел Васька.

- Про цветы и все остальные книги тоже. Он на днях читал "Войну с миром" одного графа.

- "Война и мир"? Толстого Льва Николаевича? - уточнил Иван Иванович, придерживая лицо.

- Ну да. И пересчитал всех героев, ну сколько их в книге. Около четырёх тысяч! И он на каждого завёл карточку: на какой странице герой появляется, что делает и когда пропадает. Так вот, там очень многие пропадают! - огорчённо сообщила Дуня доктору филологических наук Ужову.

Доктор с пониманием кивнул, не в силах говорить ни на одном языке.

- А у нас теперь цветы растут с именами! Федька что вычитает в цветочной энциклопедии - то и растёт у него на той клумбе. Розы с ОКС. Розы с ЗКС. Есть Дон-Жуан, есть Астрид Линдгрен, Румба, Моника, потом... эта... Казанова чайно-гибридная!

- Что за ОКС? - пискнул Васька, вытирая слёзы.

- Открытая корневая система, - пожала плечами Дуня. - Само собой.

Иван Иванович вдохнул побольше воздуха и решился открыть рот:

- То есть он что вычитает в энциклопедии, то и получает на клумбе, просто полив грунт своей... ой... мама... - И Иван Иванович захохотал так, как никогда в обеих жизнях. - Вот так осложнение!

Васька рыдал на полу, размазывая слёзы, держался за живот - и не мог остановиться. Смех Ужовых стал громовым, краем ума они боялись разбудить спящего в соседней горнице Федьку, но остановиться не могли.

Всё прошедшее, весь бред этих месяцев, вся горечь утрат и досада обретений, - всё вспыхнуло, взорвалось этим неукротимым смехом, вычистило душу - и отпустило.

Дуня, баба мудрая, переждала стихию, памятуя, что сама в своё время тоже вдоволь навеселилась над новыми Федькиными особенностями. Она пошла к комоду в углу и достала большие свежие носовые платки для Ужовых.

...Через некоторое время, когда собеседники обрели возможность говорить сидя, Дуня рассказала, как они с супругом дошли до жизни такой.

Когда Мария отослала Дуню из Москвы, попросив не посвящать Федьку в подробности болезни, Дуня сначала послушалась, но тут пришли месяца, а Фёдора, как назло, посетил мужской порыв. И он его осуществил, не обращая внимания на вопли жены.

Наутро, проспавшись, Федька почувствовал редкое блаженство вместо обычного похмелья. Позвав жену, он спросил совета: как понимать и её вчерашнее, с ломаньем, и его сегодняшнее, с кайфом?

Дуня быстро сварганила версию, что вот-де у неё редкая особенность завелась - заражать людей счастьем. На работе угостили. Но она вчера потому, дескать, отбивалась от пьяного Федьки, что хотела угостить и его вечным счастьем, но по-трезвому и в санитарно-приятное время.

- А-а, Дуня, брось! И так всё отлично. Я что - теперь могу пить сколько влезет и голова не бо-бо?

- Да, - торжественно провозгласила Дуня, впервые в жизни смело импровизируя на столь тонкую тему, как ежедневное похмелье.

Федька тут же поставил эксперимент: опрокинул, не отдыхая, литровую бутыль самогона. Покачнулся - и расплылся лицом в неизмеряемом блаженстве. И ничего более. Никаких осложнений. Он с умилением посмотрел на горшок с цветущей геранью, подошёл к подоконнику, наклонился и поцеловал герань. Дуня окаменела. Федька, чуть не приплясывая, побежал во двор, но не дошёл до нужника и оправился на ту самую заброшенную клумбу. Стоял февраль.